Летим на разведку

- А мы стояли, смотрели за твоим полетом и думали, что у твоей машины капот с мотора сорвало, - говорит Панфилов.

- Что ты, Паша, дурака валяешь? Слепому видно... Я вам сразу сказал: падает человек, - сердится Стрелков. - Так и скажите, что хотелось бы, чтобы падал капот, а не Петя Баглай!

- И он не раскрывал... Парашют он не раскрывал?.. - спрашиваю сдавленным голосом.

- А как ему раскрывать? Вмятина вон какая на стабилизаторе! Падал он у тебя, брат, мертвым. Убил радиста!.. - отвечает перешедший на.левую сторону машины стрелок Алексей Кузнецов.

- Так говорить нельзя, - заступается за меня Монаев. - Пока створки верхнего люка нашей кабины будут валяться в чехлах на стоянке, нас всех по одному будет вырывать. Вырывает на вводе в пикирование, сам знаешь как. Отрицательная, будь она неладна, перегрузка! Но теперь говори не говори, а Баглая нет...

- А вообще-то странно... Я ночью на улицу выходил и дневальным его видел. Как он попал на полеты?.. - спрашивает у меня стрелок-радист Умнов.

Я молчу. Я просто ни о чем сейчас не могу говорить.

- Видите ли, на Баглае свет клином сошелся! Спать нужно было в это время человеку, а его на полеты... Когда нарушается написанное кровью "Наставление по производству полетов", получается гроб с музыкой! Но что теперь после драки кулаками махать - поздно! - с возмущением выпаливает Монаев.

- Поздно... - говорит Саша Пронин. - Но все же отчего это случилось: не удержался Баглай или так устал на дежурстве, что он уснул в полете?

- Кто теперь узнает, Саша! Теперь у него не спросишь, - говорит Ермолаев.

14 декабря - похороны Баглая. Мы не знаем, где и кто хоронит наших однополчан, погибающих в боевой обстановке. А многие даже и не имеют могил, но память о них живет в наших сердцах. Сегодня летчики, штурманы, стрелки-радисты, техники, весь 135-й гвардейский полк с болью в душе хоронит разведчика-радиста Петра Васильевича Баглая.

Родился Петр в Барнауле. Там живут его старенькая мать и старшая сестра. Они еще не знают, что сегодня на литовской земле будет похоронен их сын и брат...

"Почему так больно мне? Почему так получилось? Я старался, чтобы со мной вы оба прошли войну... А вы оба погибли..." Я хожу сам не свой по аэродрому, вижу, как живых, Петьку и Симку и думаю, думаю...

- Вы, ребята, идите и хороните его. Я не пойду. Не могу... Я не видел своего умершего отца - он вечно живой для меня. Не видел Симку. И Петьку не буду смотреть. Пусть и он остается для меня живым...

Я стою у КП, подняв воротник куртки, прислонившись к сосне. Не могу удержаться - плачу. Смотрю на опушку леса, подступившую к краю аэродрома Мокштово. Там похоронены авиаторы... Сегодня в последний путь ушел туда наш Баглай...

Слышу короткие речи Кантора, Топоркова, Мальцева. Сухо треснули залпы из винтовок. Опускают...

Так совпало: сегодня, в день гибели Баглая, я пишу об этом. Так совпало. Петя, боевой мой товарищ! Как нелепо это получилось! Я пишу и не могу сдержать слезы...

Эх, как было бы хорошо, если бы ты жил сейчас в Барнауле! Эх, Петя, Петя... Ты как живой стоишь передо мной. На твоих армейских брюках нашиты пятиугольные латы, ты подпоясан солдатским ремнем... Большие кирзовые сапоги... На груди ордена и значок гвардейца... Застенчивый. Сероглазый... Русая голова... А вот мы с тобой в самолете Пе-2...

- Командир, связь установлена, можно выруливать!

- Хорошо, Петя, выруливаю.

- Командир, бьют зенитки!

- Вижу, Петя, пусть бьют.

- Командир, с правого мотора пошло хлопьями масло!

- Понял, Петя, смотри за ним. Сашок, спроси у Петра, хорошо ли у него кислород подается?

- Кислород подается нормально!

Нет, фронтовики не умирают!..

Над Восточной Пруссией

18 декабря - боевая работа. Чуть начало сереть небо, а летчики уже позавтракали и прибыли на аэродром. Сегодня тридцать пять градусов мороза. Всё вокруг сотрясает мощный гул. Это техники прогревают моторы. В землянку летного состава вошел Топорков и громко распорядился:

- Экипаж Бондаренко - на КП!

Мы с Шопеном идем на вызов. На КП Топорков пристально смотрит мне в глаза и сообщает:

- Ставлю твоему экипажу задание сразу на пять дней.

- Стрелка-радиста у меня нет, - спешу сообщить я.

- Ах да, Баглай... - вздохнул Топорков. - Дадим стрелка-радиста, не волнуйся.

Я привык к тому, что всегда с нами на КП приходил Баглай. Обычно мы со штурманом получаем задание, а его зовет к себе начальник связи полка Мальцев и дает новые позывные или уточняет старые. Но теперь мы пришли без Баглая...

- Товарищи разведчики, - обращается Топорков ко мне и Шопену, - вам поручается контролировать в течение пяти дней Кенигсбергский аэроузел, который включает десять аэродромов. Это приказ командующего армией Хрюкина. Командованию необходимо точно знать численность вражеской авиации перед фронтом. Только не лезьте на рожон...

- А какой тут еще рожон может быть? Большего, чем десять аэродромов, и не придумаешь, - отвечаю я и еще раз напоминаю, что стрелка-радиста у меня нет...

- Дадим тебе стрелка-радиста. Рассчитывайте пока маршрут. И учтите непременное условие: аэродромы сфотографировать обязательно.