Летим на разведку

Первым на взлет идет батя — Валентик. За ним по одному взлетают летчики и командиры. Они собираются в группу, проходят над аэродромом парадным строем и берут курс на запад. Я смотрю не отрываясь на удаляющиеся самолеты. Через сорок минут будет нанесен мощный бомбовый удар с пикирования по вражескому аэродрому. Знайте, господа фашисты, это вам не сорок первый. Кончилось то время, когда вы безобразничали безнаказанно!

…Молодой шофер Ваня аккуратно ведет машину по неровной дороге. Я думаю об ушедших на задание товарищах, о сильном зенитном огне, которым меня и Моисеева встречали фашисты над аэродромом Сталино, и о том, что я снова в своей родной семье.

Прибываем в госпиталь.

— Го-о! Разведчики везде первые! — смеясь, громко говорит Покровский, стоя на пороге утопающего в зелени домика — госпиталя.

— Товарищ командир, прибыли поправить свое здоровье! — шучу я.

— Ну и оборванец! Где тебя так угораздило?

— Пришлось сражаться с костлявой старухой, командир!

— Здорово, — пробасил он.

На наш говор выбежал из палаты Митя Лакеенков. Мы с ним расцеловались и на радостях запели известную в то время частушку:

Эх, летчики-молодчики
Всю страну прославили,
Всю страну прославили
Челюскинцев доставили!

После выписки из госпиталя у меня еще долго при резких движениях болело левое плечо. Капитан Вишняков рассказал, что такая травма плечевого сустава была при прыжке с парашютом у воевавшего под Сталинградом летчика 30-го полка Константина Гавшина. Но вероятно, за всю историю Пе-2 никто из летчиков не выпрыгивал в астролюк кабины. Ребята потом долго подшучивали: «Коля, здорово же ты в форточку выскочил!»

* * *

Пока мы с Покровским находились в госпитале, на разведку летал экипаж Моисеева. Но как-то, уходя в облаках от «мессеров», Моисеев потерял ориентировку и сел где-то между Доном и Северным Донцом. И на разведку послали Ермолаева. Это был его первый боевой вылет.

Экипаж Ермолаева состоял из штурмана эскадрильи Лашина и стрелка-радиста Хабарова. Лашин и Хабаров — опытные воздушные бойцы. За их плечами боевой опыт Сталинграда. Их боевые дела отмечены правительственными наградами. Капитан Лашин — чуткий, отзывчивый товарищ, грамотный штурман, уделяющий много внимания подготовке молодых летчиков и штурманов. Мы, однополчане, гордимся, что ныне Михаил Афанасьевич — гвардии генерал-майор авиации, начальник одного из штурманских военных училищ страны.

Хабаров так же опытен в своем деле, как и Лашин. Я был свидетелем того, как настойчиво обучал он подчиненных — стрелков-радистов — держать связь, как он щедро делился с ними боевым опытом. Пулеметы Хабарова всегда исправны, всегда готовы к действию. Недаром он первым в нашем полку «спустил» с неба на землю Ме-110.

Не имеющий боевого опыта Ермолаев понимает ответственность, которая на него легла: во что бы то ни стало выполнить боевое задание, сохранить жизнь замечательных людей и дорогостоящую машину. Знает он еще и то, что, несмотря на большой боевой опыт штурмана и стрелка-радиста, машину все-таки вести ему — Ермолаеву: Лашин и Хабаров за штурвал не сядут.

Взлет, Лашин дает курс к линии фронта. Ермолаев старательно выдерживает заданный режим в наборе высоты. Хочется «наскрести» побольше, но вот «пешка» уперлась в свой практический потолок — семь тысяч восемьсот метров. Машина стала вялой в управлении, инертной, с ограниченной маневренностью. Впереди линия фронта. Ее демаскирует река Миус и тянувшийся с юга на север противотанковый ров. В утренней туманной дымке они сливаются далеко на севере.

Решено выйти в Азовское море и заходом с юго-востока сфотографировать скопление кораблей вблизи Таганрога.

Хабаров передает по радио первый результат разведки. В их работе чувствуется слаженность.

Экипаж выполняет задание и ведет усиленное наблюдение за воздухом, ведь в любую минуту может появиться противник. Сфотографировав корабли, Лашин дал курс на Мариуполь. По заданию нужно сфотографировать порт, железнодорожную станцию и аэродром. Когда разведчик появился над этими объектами, ударили зенитки. Разрывы снарядов ложатся рядом с самолетом, но все идет благополучно. Теперь, как это с высоты кажется, и рукой подать до конечной точки маршрута — узловой станции Волноваха.

На подходе к ней также встречают и провожают огнем зенитки. Но и сейчас все обошлось нормально. Курсовая черта нижнего остекления кабины медленно плывет по земле и режет Волноваху надвое. Заработали фотоаппараты. Лашин вслух считает эшелоны. Их двадцать восемь. Закончено фотографирование.

— Хабаров, передай на КП: Волноваха, двадцать восемь составов на станции и два на подходе со стороны Мариуполя! — дает команду Лашин стрелку-радисту.

— Понял вас! — отвечает тот.