Шеверов взял ручку, посмотрел на нижнюю часть листка в поисках более удачного места для своего автографа. Однако, рука так и не поднялась к бюллетеню. Все почетные места были уже заняты этими выскочками Коровиным и Кретовым. Слетали бы в настоящий полет, а не на прогулку, тогда и рвались бы подписывать все и везде первыми. Некоторых подписей Шеверов вообще не мог разобрать. Вероятно, это были коллеги героя бюллетеня. Подписываться ниже каких то неизвестных закорючек, для Шеверова было просто неприемлемо.
Подписи под поздравлениями, как и под некрологами, имели свою иерархию, и ее нарушение в данном случае означало для него собственное унижение.
«До чего же бестолковые и беспардонные люди, которые вывесили этот бюллетень, – раздраженно подумал Шеверов. – Знают ведь правила игры, а бумагу все же повесили. Тоже мне перестройщики. Наверное, из тех, кто сначала требовал сделать общим стол заказов, а теперь заставляет подписываться под сомнительным текстом. Ну, уж нет. Попробуем и мы быть принципиальными.
Шеверов не стал больше напрягать память, снова внимательно осмотрел на зону автографов, и уже окончательно решил, что этот бюллетень обойдется и без его подписи. Он в последний раз посмотрел на лист бумаги, прежде чем возвратиться в кресло. И тут его взгляд невольно задержался на цифре 20 и он прочел: «... более 20 лет в Центре подготовки космонавтов... ». Это заинтересовало и он, хоть и бегло, все-таки прочел весь текст. В нем сообщалось, что некий Ларин более 20 лет работал специалистом по электронным вычислительным машинам на тренажерах Центра.
Шеверов попытался напрячь память, но так и не вспомнил этого Ларина. Даже фамилия ничего ему не напоминала. Он внимательно посмотрел на фотографию, и на миг ему показалось, что где то он его все же встречал. Но где именно вспомнить не мог. Хотя, впрочем, за 20 лет можно было его встретить в Центе не один раз. Может быть, чем то мог и запомниться.
Переходить от предшествующих мыслей к читаемому тексту было трудно, однако какая то внезапная мысль заставила Шеверова еще раз внимательно прочитать текст. Мысль упорно ускользала и он, усмехнувшись таланту местных юмористов «прятать концы в воду», хотел было уже окончательно отойти от бюллетеня, н взгляд снова остановился на цифре 20. Получалось, что Ларин готовил Шеверова еще и к первому полету. А он до сих пор не знает кто это такой. Не знаком с ним.
А ведь тогда, в первые годы космических полетов, в Центре подготовки космонавтов все сотрудники знали друг друга н только в лицо, но и по фамилиям. А многих даже по именам.
Однако, прошло всего несколько лет и обстановка стала меняться. Росли обязанности космонавтов. Росло количество тех, кто участвовал в их подготовке. У космонавтов образовалась своя партийная и комсомольская организации. А с теми, кто их готовил, они встречались либо на тренажерах, либо на общих торжественных собраниях, на которых конечно же много друг о друге не узнаешь.
Да и на тренажерах космонавт, прежде всего, знакомился и общался с теми специалистами, которые работали у пульта инструктора, а тех, кто, как и Ларин, работали на вычислительном комплексе и другой вспомогательной технике и в основном в других помещениях, он естественно и не встречал вообще. Вспоминать о них приходилось только тогда, когда что – то не ладилось на тренировке. И опять ругать в такие минуты приходилось не конкретно какого то Ларина, а безымянный «вычислительный комплекс» или «имитатор фона Земли». Тех, кто там работал, обеспечивал безотказность работы системы, ни один космонавт не знал. Да и зачем ему знать. Лишние хлопоты.
Вот и этот любитель автографов, тем более неприятный, что он из нашей среды. Непонятно. Противно даже. Ведь ясно, что, как и в большинстве случаев, подпись так и будет валяться забытой среди старых бумаг, или извлекаться перед гостями – как-то помню, встретился с Героем, он и расписался по старой дружбе. Хотя ничего подобного и не было. Была второпях сделанная роспись на подсунутой, как сейчас, бумаге, или где то на большой встрече, среди огромного скопления людей, когда и подписывающий и желающий получить автограф, даже рассмотреть друг друга, как следует, не успевают, не то чтобы уж запомнить.
– Черт его знает что, – раздражаясь, подумал Шеверов. – Зачем вообще все это в нашей комнате подготовки? Развесили макулатуру времен застоя. Здесь нужно помещать только то, что успокаивает, настраивает на рабочую атмосферу, деловитость. А это, – он усмехнулся, – Жаль, что-толстая бумага. Никакой пользы. А может быть написать тебе, друг любезный, какую-нибудь каверзу? – Шеверов даже машинально сунул руку в карман в поисках ручки, но писать вновь расхотелось.
Дверь в комнату открылась, и на пороге появился инструктор экипажа Глухов. Он подошел к бюллетеню, не читая текст, быстро расписался и, повернувшись к Шеверову, спросил.
А вы? Не вижу результатов трудов праведных, – Шеверов промолчал, потом не торопясь уселся в кресло, в свою очередь, спросил.
– А ты где шлялся? Почему до сих пор нет инженера?