Летит стальная эскадрилья

Как-то принялись бросать их на дальность. Чтобы как можно дальше забросить гранату, придумали усовершенствование. Привязывали "лягушку" к веревке и, раскрутив над головой, пускали в нужную сторону. Но вот одна граната оборвалась и, зловеще шипя, упала тут же, рядом с нами. Последовал взрыв... И вот результат. Те, кто успел упасть на землю, остались невредимы. А Коля Новиков и Дмитрий Глинка кинулись бежать, и осколками их ранило в ноги. Ранения, к счастью, оказались легкими. А шуму, конечно, было много.

Летчики постарше участия в подобных мероприятиях, как правило, не принимали, кроме Дмитрия Глинки. Он вообще был очень неровным: временами чересчур серьезным, а временами готов играть не только с нами, но и с детьми. При всей неустойчивости характера Дмитрий, однако, сумел сохранить лучшие свои качества: душевную чистоту, правдивость, самую искреннюю любовь к друзьям, живость и четкость мысли, которую легко было принять за трезвую практичность, умение найтись. Такие крайности как-то легко совмещались в нем.

Дмитрию Глинке и Александру Покрышкину в конце августа 1943 года присвоили звание дважды Героя Советского Союза. Со всех концов страны к Дмитрию полетели письма. Наш нештатный письмоносец Мария, будущая жена Василия Сапьяна, по профессии парашютоукладчица, чуть не мешками приносила их, преимущественно от девушек.

Почту, как правило, разбирал и я. Дмитрий требовал, чтобы ему зачитывали наиболее важные и патриотические письма. А это было трудно, так как все писали искренне, от души, желая скорейшей победы, поздравляли с боевыми наградами, предлагали знакомство, приглашали в гости...

Многие письма зачитывали и на комсомольских собраниях, а чаще после боевого дня в эскадрильях. Тут же находились земляки писавших, которые предлагали немедля готовить ответ с их подписью и конечно же с подписями всех Героев Советского Союза нашего полка. Завязывалась переписка. Фронтовики обещали громить фашистскую нечисть и победителями войти в Берлин. Ответные же письма шли с заверением, что труженики тыла сделают все возможное, чтобы обеспечить фронт всем необходимым для победы.

Одно из таких писем было подписано секретарем Запорожского райкома комсомола Валентиной Чистовой. Ответ запорожским комсомольцам по поручению летчиков эскадрильи подписывал и я. Вскоре комсомольцы Запорожья рассказали нам о своих трудовых успехах, а потом сообщили, что группа девушек во главе с их бывшим секретарем Валентиной Чистовой убыла на фронт.

Каких только не было встреч на войне! Волей случая с Валентиной Чистовой мы встретились на польской земле. Но об этом несколько позже...

Наступление наших войск продолжалось быстрыми темпами. Часто менялись аэродромы. В небе Донбасса и Приазовья храбро сражались летчики нашей, теперь уже Мариупольской гвардейской авиадивизии: братья Глинка, Николай Лавицкий, Иван Бабак, Василий Шаренко, Александр Клубов, Григорий Речкалов, Аркадий Федоров, Николай Трофимов, Андрей Труд, Алексей Закалюк, Василий Дрыгин, Александр Вильямсон, Александр Румм, Алексей Луканцев.

Обрели смелые крылья и прочно заняли место в боевом строю мои друзья, недавние сержанты Петр Гучек, Евгений Денисов, Иван Кондратьев, Борис Лихонос, Василий Можаев, Александр Кшиква.

Начиналась схватка над рекой Молочной...

Плен

Было время несколько чрезмерного увлечения художественной и исторической литературы показом наших первоначальных поражений в первые дни войны, героизма в плену. Потом трагические испытания давних лет стали чуть ли не запретной темой. Ко мне однажды обратились из уважаемой военной газеты с просьбой (рассказать о боевых делах. "Только о плене ни слова! - предупредил корреспондент. - Лучше что-нибудь такое, героическое..." Ну что тут скажешь?

Человек, который хоть раз честно задумался о своей жизни, должен был бы ответить на нелегкие вопросы: что приводит к величию и к падению? Из каких поступков складывается его судьба? Эти вопросы рождены не отвлеченными нравственными исканиями - они вытекают из тех ситуаций, в которых может оказаться и оказывается человек на войне.

Плен... Страшное слово! Помню, еще в детстве наш сосед, дядя Алексей, часто и подолгу рассказывал по вечерам в кругу сверстников о пройденных им тяжелых, унизительных для человека дорогах плена. К немцам он попал вскоре после начала первой мировой войны, а вернулся в родную Сахаровку только в 1919 году. И мы, подростки, жадно запоминали детали той страшной повести.

На фронте среди нас, военных летчиков, разговоры о плене почти не возникали. Все существо восставало не только против мысли о пленении, но и против самого слова "плен". И сейчас, спустя десятилетия, когда в тяжелых снах доносятся до нас прощальные голоса тех, кто ходил в яростные атаки, кто падал с высот, объятый пламенем, кто всхлипывал во сне в землянке, вспоминая родной дом, мать, невесту, я слышу голоса тех, кто шел рядом не всегда славными, многотрудными дорогами войны...

Не будем стыдиться слез и горя!