Однако лорд Гавейн снова покачал головой.
— Нет. Она не очень идет к твоему плащу, ну так в Камланне я тебе другой подыщу. — Он тронул сапогами бока Цинкаледа, и конь легко перешел на плавную рысь. А мне пришлось довольно долго пинать Ллуида, чтобы он тоже пошел рысью. — Горожан не исправишь, — продолжал рыцарь. — Добром они ничего не отдадут. Дань с них приходится выбивать мечом. Обременительно, но не сложно. Вот приедем в Камланн, получишь кольцо взамен своего, и солнцем клянусь, оно будет не хуже.
Да на кой оно мне, это кольцо, подумал я. Да и застежка тоже. Что ж, при случае обменяю на что-нибудь не такое заметное. А если вдруг попадется кто-нибудь, кому можно доверять, и вовсе домой отправлю. Или даже… отец ведь иногда сам возит зерно в Камланн на продажу, вот я ему и отдам. А к тому времени, глядишь, и другим домашним подарки справлю. А что? Хорошая мысль.
В тот день мы проехали не меньше, чем накануне, добрались до самого монастыря в Мэлдифи. Думаю, лорд Гавейн так и скакал бы до самого Баддона, будь он один. А так, мой Ллуид устал и уже не мог угнаться за боевым конем рыцаря. Похолодало еще сильнее, около полудня пошел снег. Перекусили на ходу. Все тело у меня болело еще сильнее, чем вчера. Зато на сердце стало полегче. Теперь я уже не тащился бесполезным хвостом за рыцарем. Я уже считал его своим милордом, по крайней мере, до тех пор, пока не приедем в Камланн и я не подыщу себе нового хозяина. Я справился со скаредным горожанином, а милорд не справился. Я добыл нам на дорогу эля и колбасы — неплохое подспорье к ячменным лепешкам, которыми мы пообедали. Теперь в Камланне я уже мог кое-что рассказать о своих заслугах. Монахи в Мэлдифи, где мы заночевали, обычно предоставляли путешественникам еду и кров, хотя и весьма настойчиво намекали на «пожертвования». Им годилось все, что можно слупить с тех, кто неосмотрительно отправился в дорогу зимой. Вообще в Британии стало многовато монастырей. Говорят, в Ирландии монастыри другие. Так повелось с тех пор, как святой Патрик принес веру на тамошние берега. Я встречал пару ирландских монахов, добровольно отправившихся в Британию, словно в изгнание, которые ради любви к Христу оставили всё знакомое и безопасное. А вот британские монахи, похоже, решили посвятить свою жизнь процветанию своего монастыря, а про Бога как-то забыли. Отец обычно качал головой, когда при нем заходили разговоры об уединенной жизни, а сталкиваясь с монахами, старался переубедить их, как он говорил, для их же собственной пользы, призывал избавиться от лишнего имущества. Мне он объяснял, что не Церковь виновата, а тот, кто поставил во главу угла богатство монастыря. Кто бы не постучался в ворота монастыря, монахи слупят с него уж во всяком случае не меньше, чем горожане или иные фермеры. Люди, испытывающие трепет перед горящими свечами и песнопениями, так и так заплатят. Так что я проследил, чтобы в Мэлдифи с нас не содрали семь шкур, ну, для блага самих монахов, конечно. Отдал им свою запасную тунику, а взамен получил немного хлеба и сыра на ужин, а также ночлег и овес для лошадей. У лорда Гавейна лишней туники не нашлось (мама решила, что там и чинить-то нечего). Рыцарь смущенно пообещал, что когда мы доберемся до Камланна, он подыщет мне новую тунику, лучше старой.
Зимой в монастырь мало кто заходит. Монахи изнывали без новостей и отнеслись к нам куда гостеприимнее, чем гончар, но лорд Гавейн, похоже, доверял им не больше, чем горшечнику, и опять отправился спать к лошадям. Я вспомнил, что Пендрагона не очень жалуют в монастырях. Верховный Король требовал от церкви либо платить дань, либо наставлять саксов в вере. Последнее церковь посчитала довольно рискованным занятием, так что выбрали дань. Платили, но, конечно, ворчали изо всех сил. Я отметил, что лорд Гавейн и здесь не стал называть своего имени.
Рано утром мы покинули Мэлдифи и двинулись на юг, в сторону Баддона, расположенного примерно в восемнадцати милях от Мэлдифи. Земли моего клана лежат милях в пятнадцати к западу от дороги и примерно на таком же расстоянии к северу от Баддона. Я начал искать знакомый поворот на проселок, ведущий к дому. Странное оказалось чувство. Вроде бы мы давно уехали, а теперь возвращаемся по той же дороге, по которой уезжали. Но только я был уже не тот, кто несколько дней назад покинул родной кров. Так что у меня и мысли не возникло свернуть на знакомый проселок.