– Я докажу, что она была не так уж прекрасна! – вскричал Джордж.
– Каким же образом?
– Разыщу фотографии! Если, конечно, вы их не сожгли, чтобы покрыть свои выдумки.
– Мальчик мой, – начал мистер Пирс, – две тысячи человек просто так не приходят на похороны одинокой девушки. Какие события заставляют их собраться вместе: завершение железнодорожного строительства, когда в последнюю шпалу вбивают золотой гвоздь; приведение к присяге нового президента; приземление самолета, на котором человек в одиночку пересек Атлантику. Это все события из ряда вон выходящие, неповторимые, ни на что не похожие, уникальные, единственные в своем роде. Вот такой и она была, мальчик мой, так что не сомневайся.
– А я докажу, что она была не так уж прекрасна, как вы говорите, – просто вы все были молоды и глупы, вот как я сейчас, – ответил Джордж.
– Это умно, – согласился старик. – Особенно последнее утверждение.
– Даже если мне придется найти ее могилу и раскопать, чтобы самому удостовериться! – продолжал Джордж.
Старик не стал раскуривать трубку, и она погасла. Он долго сидел молча в летнем сумраке, а потом сказал:
– Джордж, Джордж. Ты беспощаден. Говорят, молодость вообще жестока. Но только сейчас я увидел это воочию. Ты злодей! Что на тебя накатило? Год какой-то особенный? Или с Сюзанной расплевались месяц назад?
– Я не злодей, я реалист, – ответил Джордж, закуривая сигарету.
– Когда человек произносит такие слова, это значит, что вся злость выпирает из него наружу. Не смей даже заикаться, что потревожишь мисс Элис. Немыслимая, отвратительная затея, речь вурдалака, безумца. И вдобавок это совершенно неоправданно. Что можно найти в гробу – косточку от сливы, кожу, сброшенную аспидом, пучок соломы, горстку шелухи? Одно дело – пшеничное поле в августе, напоенное солнцем и ветром, и совсем другое – колючее ноябрьское жнивье. Можно ли сравнивать хлеба и отаву?
– Я просто хочу доказать, что вы не правы, – сказал Джордж.
– Ты еще мальчишка, – ответил Пирс. – В обличье мужчины. Чего доброго, грохнешься на пол и закатишь истерику!
– Я найду способ, – сказал Джордж, бесшумно и торопливо затягиваясь сигаретой, – уж я-то найду способ.
– Джордж, – выговорил старик, сидя за шахматной доской, – уходи-ка ты от греха подальше. Нет у меня желания доигрывать партию. Определенно, ты на солнце перегрелся. Сам не знаешь, что говоришь. Вот успокоишься, тогда и приходи. Побегай под дождем – помогает. Спокойной ночи.
– Ага, испугались, – невозмутимо усмехнулся Джордж. – Испугались, что я ее у вас украду, верно? Вы боитесь правды, боитесь, как бы я не доказал, что она вовсе не была такой, как видится сейчас. Я заставил вас пойти на попятную. Припугнул.
– Спокойной ночи, Джордж, – повторил старик бесконечно усталым голосом и не шевельнулся.
– Спокойной ночи, – откликнулся Джордж, спускаясь по ступенькам крыльца.
Засунув руки в карманы, он шел по улице с гордо поднятой головой и насвистывал какой-то мотив, прерываемый лишь ухмылкой.
– Соглашайся, Джек, что тут такого?
– Ты чокнутый, Джордж!
– Никто не узнает. Зато я успокоюсь.
– Джордж, брось ты эту затею! Бога ради! Не дури, Джордж.
– Небо чистое, ночью будет в меру прохладно и в меру тепло.
– А дело-то грязное и не в меру отвратительное.
– Растерял кураж?
– Уж на кладбище я его точно не найду, черт побери, а тем более в могиле приличного человека!
– Старики вечно заносятся, пора поставить их на место.
– А что им еще остается? Плюнь, Джордж. Не парься. Чего ты добиваешься? Много ли у них радостей? Зачем лишать их последнего, объясни?
Гроб зиял пустотой.
Вернее, сначала показалось, что там пусто. Но потом дуновение ветерка всколыхнуло несколько предметов. И Джордж Грей, склонившись над могилой, опустил глаза и стал рассматривать эти предметы, пересчитывать, выговаривать их названия, которые запомнились ему на долгие годы; и злость отхлынула – он почувствовал, как она стекает у него из глаз, изо рта, слетает с губ, сочится из-под ребер и спинных мышц. Он не противился, когда она растаяла, будто одежда из тонкой папиросной бумаги, смытая дождем и обнажившая его тело.
Потому что в могиле находилось вот что.
Молодой побег зеленого папоротника, мягкий, как вздох. Свежий листок летней мяты. Спелый августовский персик, согретый теплом цветущей ветви. Живая лиловая фиалка. Алая роза. И тонкая летняя травинка.
Больше ничего.