— Но неужели ты не видишь, что я все это сделал на расстоянии? Не двигаясь с места?
— Любое достижение человеческого разума, — сказала мама, — имеет смысл лишь в случае, если оно может принести пользу человечеству в целом. И полагаю, что она в самом деле полностью закружила твою, к сожалению, нестойкую голову…
— Но ты же видела!
— Надеюсь, что ты никогда больше не будешь этим заниматься.
Вячик махнул рукой и ушел из кухни. Он с грустью подумал о том, что все его споры с мамой кончаются тем, что он машет рукой и уходит.
Вернувшись в комнату, Вячик с неприязнью поглядел на самоуверенный портфель, расположившийся на столе, велел ему убраться со стола, но портфель, конечно, не послушался. Вячик присел на корточки перед чемоданом, вытащил из него горсть фотографических кассет. Он же обещал Люде!
— Мама! — крикнул он. — Я пойду сдам пленки проявить.
— Что за спешка?
— Я восемь пленок в Англии отснял.
— Архитектурные достопримечательности?
— Там все есть. И достопримечательности и люди…
— Еще чего не хватало! В день приезда из-за рубежа! Ты никуда не пойдешь!
Мать всегда поощряла увлечение Вячика фотографией. Но не сейчас. У нее были все основания полагать, что Вячика в данный момент волнуют не исторические памятники Лондона, а физиономия той особы. А это следовало пресечь.
— Я пошел, — сказал Вячик. И настроение сразу исправилось. В бунте самое трудное — начало.
Мать не ответила, и ее молчание было красноречивей гневного монолога.
На лестнице Вячика встретила соседка и вместо того, чтобы поздороваться, прижалась к стене. Вячик не заметил ее. Он отстраненно улыбался. А перед ним в воздухе, подобно птичьей стайке, плыли восемь фотографических кассет.
ПИСЬМА РАЗНЫХ ЛЕТ
1
18 января 1978 г. Москва
Дорогой Виктор Сергеевич!
Я давно не писала Вам, не от лени, а потому, что было некогда. Мы все трудимся (меньше, чем хотелось бы) и суетимся (больше, чем хотелось бы). К тому же осень у меня получилась неудачная. Мама на два месяца слегла с воспалением легких, потом свалился сын с жестоким гриппом, лучшая подруга разводилась с мужем и вела со мной многочасовые беседы о том, что все мужики — сволочи (я это пoдозревала и раньше, но не могла сформулировать). Так что из лаборатории я неслась по магазинам и аптекам, затем принималась врачевать моих болезных. А когда всех утешишь и освободишься, возникает ощущение, что в глаза тебе вставили спички — мечтаешь, как бы поспать хотя бы часов шесть. Но надо садиться за работу — в основном, пустяковую — рецензию создать, прочесть чью-то диссертацию или готовить годовой отчет…
Меня заставил «взяться за перо» странный феномен, который я наблюдала в последние дни. И тут я жду Вашего просвещенного мнения.
Сначала я решила, что у меня начались галлюцинации… Нет, так Вы ничего не поймете. Следует изложить предысторию проблемы.
Три года назад мой муж был в Индии. Там он, движимый не столько прихотью, сколько желанием не отстать от товарищей, приобрел у охотников двух лемуров. Привез он их в черных мешочках в карманах плаща. Лемуры смирились с таким унижением и вели себя на таможне смирно.
Поначалу эти зверьки меня умилили. Очевидно, природа специально сделала их такими, лишив прочих средств защиты от хищников. Я допускаю, что при виде тонкого лори (к этому виду относились наши жильцы) сжимается даже задубелое сердце тигра.
Представьте себе существо размером с белку без хвоста, покрытое густой короткой серой шерстью, с тонкими, паучьими ручками и ножками (именно ручками и ножками, потому что у лориков совершенно человеческие пальцы, с ноготками в квадратный миллиметр). Основное место на их курносых физиономиях занимают громадные карие глаза, полные такой укоризны и покорного страха, что гости, поглядев на наших пленников, тут же понимают, что только крайне жестокий, отвратительный человек может содержать этих крошек в неволе. Жалкие оправдания моего мужа, уверяющего, что купил он лориков у охотников, которые ловят их, чтобы снимать шкурки (так называемый мех «обезьяна»), что мы их кормим, держим в тепле и так далее, только усугубляли неприязнь к нашему семейству.