Летняя книга

Эти ритуалы повторялись ежедневно, ритуалы почти незаметные, своего рода легкое кокетство, которое, казалось, заучивалось так долго, что Бертиль и его мама разыгрывали их друг перед другом, не сознавая, что делали. Был ритуал, состоявший из намеков, незаконченных реплик – намеков на их долгую совместную жизнь, намеков, из которых сплетался плотный кокон памяти, порой всего лишь несколько слов, легкий смешок, вздох, быстрое пожатие руки.

– Кати, – спросил Бертиль, – как по-твоему, маме здесь хорошо?

– Пожалуй, я бы так сказала, – ответила Кати, – но как вы додумались до этих беличьих прозвищ?

Бертиль сказал:

– Я мог бы мыть посуду; наверное, трудно, когда нас трое вместо двоих…

– Вовсе нет, – ответила Кати, – только не стоит сидеть дома, пока погода стоит прекрасная.

Бертиль купил садовую мебель в веселых тонах и зонтик от солнца, все это было выставлено на косогоре у зарослей белых кувшинок.

Мама спросила:

– Почему они так и не распускаются, эти белые кувшинки?

И Кати ответила, что это будет совсем скоро, буквально на днях.

Мама сказала:

– Мне важно, чтобы они распустились. Скажи Бертилю, пусть придет сюда.

И Кати увидела в окно, как они сидели и шептались. Они явно шептались, сидя под зонтиком.

Стояла прекрасная погода.

– Мой бельчонок, – спросила мама, – почему она так молчалива?

– Она? Кати? Да, возможно…

И Бертиль, поправив зонтик, ушел столярничать в мастерскую.

Это случилось, когда пошла вторая неделя их отпуска; из леса вдруг выпрыгнула белка; она беспорядочно металась взад-вперед, пока не уселась неподалеку от маминого стула и не стала глазеть на нее, как казалось, с большим вниманием.

– Она смотрела на меня! Смотрела долго! – рассказывала потом мама. – Словно хотела от меня чего-то… Ее надо накормить…

Бертиль передвигал чашку с едой для белки все ближе и ближе к маминому стулу, она сидела в ожидании под зонтиком, и маленькое любопытное, дерзкое животное становилось все важнее и важнее для нее. В конце концов белка все же появилась и стала есть из ее руки. Бертиль сидел на стуле напротив и не всегда понимал, с кем мирно беседовала мама – с белкой или с ним. Это стало незатейливой семейной шуткой между ними.

Мама сказала:

– Когда же распустятся кувшинки, чтобы кругом не было так мрачно? Большая белка ничуть не сомневается, что здесь мрачно.

Она поглядела на Бертиля и скорбно улыбнулась, а он произнес:

– Я знаю. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы так далеко забрались…

Они замолчали, а солнце над ельником привычно клонилось к закату, отражаясь короткой огненно-рыжей дорожкой на болоте.

Однажды утром белка исчезла. Целый день не приближалась она к своей кормушке. Мама все ждала и ждала ее, но белка не появлялась, и мама чувствовала себя такой удрученной, что это мог понять только Бертиль. Войдя в дом, он сказал:

– Кати, мы должны найти эту белку. Она была вынуждена уже два раза выпить лекарство в полдень. Я не в силах ее успокоить! Понимаешь, эта белка что-то значит!..

– Я это заметила, – произнесла в ответ Кати. – Не принимай близко к сердцу, старые люди по-своему воспринимают разные мелочи. – И, повернувшись к очагу, добавила: – Может, ее поймали вороны.

Бертиль в поисках белки отправился в лес. Он звал и приманивал ее, а вернувшись назад, сказал:

– Она, верно, переселилась куда-нибудь в другое место!

Что еще он мог сказать?

Мама воскликнула:

– Но она же что-то значила! Это меня так пугает!

Тогда он устало добавил:

– Ты говоришь вздор! Это никакого отношения к тебе не имеет, в каждом лесу водится тысяча дурацких белок, и они означают всего-навсего тысячу дурацких белок! И ничего другого!

Мама немного всплакнула, совсем тихо, и он попытался утешить ее и попросил прощения. Они помирились только перед обедом.

Ночью, обнимая Кати, он прошептал:

– Мой маленький котенок…

А она, отодвинувшись от него, сказала:

– Кончай с этим! Это ребячество!

Следующим утром по всему озеру распустились белые кувшинки. Бертиль передвинул мамин стул вниз, к бережку.

– Красиво, не правда ли? – спросила Кати; она сходила за сигаретами, спичками и пепельницей.

– Оставь меня, – ответил Бертиль.

Он зажег мамину сигарету и поставил зонтик так, чтобы солнце не слепило ей глаза.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Мой бельчонок! Ты всегда заботишься о том, чтобы мне было хорошо.

– Всегда, – повторил он, – всегда… – И удалился, чтобы заняться своими делами в столярной мастерской.

– Дорогая Кати, – сказала мама, – мне кажется, я хочу помочить ноги. Не спустишься со мной вниз?

Когда они подошли к краю озера, она промолвила:

– Теперь не смотри, я не хочу показывать свои старые ноги никому, кроме Бертиля.

Кати отвернулась и стала ждать. Похоже, день выдастся очень жаркий! Мама сняла башмаки и чулки и сунула ноги в черную воду, но не нащупала дна и попыталась продвинуться чуть дальше, но упала вниз лицом. Кати вытащила ее на берег – она была довольно тяжелая, лицо покрылось черной тиной, но воды она наглоталась немного.

Прибежал Бертиль, он бросился на землю рядом с матерью и стал кричать, без конца повторяя:

– Кати, что ты наделала! Что ты сделала с мамой!