Летняя королева

– Это было бы чудо. – Алиенора горестно рассмеялась. – Людовик не приближался к моей кровати с тех пор, как мы покинули Францию. – Она встретилась с ним взглядом и не отвела глаз. – Я не жалею, что это случилось, – твердо заявила королева. – Быть может, я сама и не выбрала бы такой путь, но я рада.

Его это не успокоило.

– Сейчас на кону гораздо больше, чем когда-либо, но ты тем не менее хочешь отослать меня прочь. В Аквитании я буду бессилен что-либо предпринять.

Она отвела прядь волос с его лба нежным, ласковым жестом:

– Я знаю, это трудно, но так будет безопаснее для нас и нашего ребенка – поверь мне.

Он застонал и обнял ее:

– Я верю тебе. Это я себе не доверяю.

– Не нужно, – сказала она. – Я не потерплю, чтобы ты так говорил.

И она закрыла его рот поцелуем, когда он собрался запротестовать, и вдохнула вместо него, и этот глоток воздуха, как ей казалось, прошил насквозь ее тело до самой утробы, давая их ребенку силы и жизнь.

Глубокой ночью Жоффруа наконец покинул покои королевы, на цыпочках перейдя приемную. Алиенора его провожала, а верная Амария шла впереди, освещая путь небольшой масляной лампой, которую прикрывала рукой. Дамы спали за газовыми занавесками. У дверей Алиенора отпустила Амарию. Та присела в поклоне и тихо удалилась.

Во дворе, освещенном звездами и большим полумесяцем, сверкал темными струями фонтан.

– Да хранит тебя Господь в пути. Пусть дорога твоя будет легкой и приятной, – прошептала Алиенора. – Я буду молиться за тебя каждое мгновение.

Он легко коснулся рукой ее лица:

– Я тоже буду молиться за тебя и нашего ребенка. – У него дернулся кадык. – Я бы предпочел остаться…

– Знаю, но тогда кто-то обязательно всадил бы тебе нож в спину, даже здесь, в Антиохии. Лучше тебе уехать, к тому же по возвращении в Аквитанию тебя ждет много дел. Пока мы оба живем в этом мире, мы всегда будем вместе.

Любовники обменялись прощальным поцелуем еще у нее в спальне, но теперь он взял ее руку и поднес к губам, мягко коснувшись кожи. А затем попятился, поклонился и пошел прочь. Алиенора долго смотрела ему вслед, пока Жоффруа не пропал из виду, потом прикрыла веки, отпуская его.

Она собралась уже идти к себе, когда из тени вышел Раймунд, ступая неслышно, совсем как гепард, которого держал для охоты и который спал в его покоях.

– Племянница, – сказал он, – тебе повезло, что только я был свидетелем этого нежного прощания. Что подумали бы другие, увидев такое ласковое расставание?

Алиенора приосанилась, скрывая страх, и посмотрела прямо ему в глаза:

– Мне кажется, «повезло» – не совсем верное слово, дядя, но раз уж ты использовал его, то значит ли это, что ты не собираешься нас выдавать?

Раймунд опустился на скамью перед фонтаном и жестом пригласил Алиенору присоединиться к нему.

– Он ведь, кажется, завтра уезжает? – поинтересовался князь.

– Ты не представляешь, как трудно жить с Людовиком, – тихо, но напористо заявила она.

– Настоящий монах, – сказал Раймунд. – Со всеми склонностями и пороками, присущими монахам, да? – Он закинул ногу за ногу, а руки вытянул на спинке скамьи.

– Можно и так сказать. Я ему нужна только из-за Аквитании. Что касается остального, то он мирится со мной, считая неизбежным, но бесполезным придатком. Лично я давно перестала его уважать.

– А тот другой, де Ранкон?

Дядя говорил спокойным тоном, но ее не так-то легко было провести.

– Я бы вышла за него, а не Людовика, будь у меня выбор.

– В самом деле? – Раймунд задумался, вальяжно развалившись, словно огромный лев. – Однако для Аквитании это был бы не такой хороший выбор. Смог бы он повести за собой людей? Стали бы они считать его герцогом? Людовик хоть и оказался глупцом, но в то время выбор твоего отца был разумен. Де Ранкон не составил бы тебе хорошую партию, даже если бы ты была свободна. Я хочу отговорить тебя от такого шага.

Алиенора подавила гнев и подступившую тревогу. Она лишний раз убедилась, что правильно поступила, отослав Жоффруа домой, в Аквитанию. Королева хоть и любила дядю, но иллюзий на его счет не питала. Он был беспощадный человек, потому что только такой мог выжить в этих условиях.

– Я не глупа, – сказала Алиенора. – И смотрю дальше, чем смотрела, когда мне было тринадцать. Я приму лучшее для Аквитании решение.

– Кое-кто может посчитать Людовика несостоятельным правителем, – заметил Раймунд после паузы.

Алиенора посмотрела на свои руки.

– Это их дело, но он помазанник Божий. Решив одну проблему, они лишь создадут другие.

– В самом деле, – ответил Раймунд и продолжил как ни в чем не бывало, словно и не упомянул только что о возможности смещения Людовика с трона: – Мне все еще предстоит выведать у твоего мужа, насколько далеко он готов зайти в политических вопросах, а также согласится ли он на кампанию против Алеппо.

– Все устремления Людовика связаны с Иерусалимом. Сомневаюсь, чтобы он прислушался к твоим словам: во-первых, ты мой дядя, а во-вторых, родом из Аквитании. Ты же видел, какие у нас с ним отношения. Он не станет слушать меня, как и те, кто его окружает, хотя его брат, возможно, более способен внять голосу рассудка.