Летняя королева

– Добро пожаловать, – произнес Раймунд низким медоточивым голосом. Он говорил на северном французском, приветствуя Людовика. Обнял короля, поцеловал, но колено не преклонил. Потом он повернулся к Алиеноре, и его глаза наполнились теплотой и состраданием. – Племянница, – сказал он на lenga romana. – Дитя моего брата.

Когда он поцеловал ее в щеку, она припала к нему, почувствовав себя матросом тонущего судна, которому швырнули веревку с соседнего корабля.

– Ты так похож на моего отца, – сказала она дрогнувшим голосом.

Раймунд заулыбался, показав большие белые зубы:

– Это лестное сравнение. Мы очень рады видеть вас, нам так нужна ваша помощь. Надеюсь, пребывание в Антиохии будет для вас приятным.

– У меня такое чувство, будто я приехала домой. – От волнения у нее сжалось горло.

Она повернулась к молодой супруге Раймунда и тоже обняла ее. Констанцию окружал запах ладана, дымный и в то же время пряный. Людовик от напряжения играл желваками, но держался не враждебно, просто настороженно.

– Бо́льшая часть моей армии пошла наземным маршрутом и появится здесь меньше чем через две недели, – сказал он. – До тех пор мы будем пользоваться вашим гостеприимством.

– Оставайтесь столько, сколько потребуется. – Раймунд вскинул брови. – Я уже слышал, что ваши войска передвигаются по земле. Видимо, цена, которую запросили греки, никак не соответствует их услугам.

– Действительно, я на личном опыте убедился, что верность и преданность здесь встречаются реже, чем тирийский пурпур[21] и рог единорога, – мрачно отозвался Людовик. – И все имеет свою цену, зачастую неоправданно завышенную.

– Именно так, – ответил Раймунд. – Добро пожаловать на Восток.

Впервые за несколько месяцев Алиенора сумела по-настоящему отдохнуть, чувствуя себя в безопасности. Раймунд очень напоминал ей отца, но был в сто раз ярче и жизнерадостнее. Настоящий мужчина, что понимает свою роль и исполняет ее без усилий. Представляя своих детей, он небрежно ерошил им волосы. Балдуин, наследник, четырехлетний малыш, такой же светлоголовый, как его отец, и две темноволосые очаровательные девчушки – Мария, двух лет, и Филиппа, младенец. Алиенору кольнуло в сердце, когда она взглянула на Марию и вспомнила собственную дочурку с тем же именем. Бегает она сейчас где-то далеко и учится произносить «мама», обращаясь к Петронилле и придворным дамам. Казалось, то происходило совсем в другой жизни, и возвращаться туда она не собиралась. Ей нужно было думать о другом ребенке, крошечном секрете внутри ее утробы.

Дворец в Антиохии уступал по размерам и роскоши дворцу в Константинополе, но все же отличался изяществом и красотой, не сравнимыми с дворами Франции. Полы здесь были отделаны радужной плиткой и мозаикой. В благоухающих цветами дворах били мраморные фонтаны, придворные ходили в шелках, как и в Константинополе. Алиенора со своими дамами расположилась в покоях с прохладными мраморными полами и высокими решетчатыми окнами, пропускающими легкий бриз. Хотя внешнее убранство напоминало Константинополь, окружение оказалось совсем другим. Алиенора ощущала здесь свою силу, и это была сила Аквитании, не Франции. Она обладала влиянием. Как герцогиня Аквитании и племянница князя Антиохии, она пользовалась почитанием и уважением. Ее высказывания и способности высоко ценились, а то, как королева предпочитала одеваться и вести себя, считалось нормой. Все это так отличалось от того, как с ней обращались дома и по пути сюда, что от обиды у нее перехватывало горло.

Действительно, Антиохия во многом напоминала Аквитанию, поскольку ее дядя привнес в дворцовую жизнь энергию и традиции своей родины. Официальным языком при дворе считался lenga romana, а все искусства пришли с юга Франции. Алиеноре и Раймунду было что вспомнить: он рассказывал о временах еще до ее рождения, когда рос вместе с ее отцом, а она поведала ему о годах после его отъезда.

– Я бы хотел увидеть Пуатье еще раз, – признался Раймунд, – но моя жизнь теперь здесь, и я знаю, что никогда туда не вернусь. – Он сжал ее руку и поцеловал в щеку. – Сделай это для меня, племянница, правь мудро и хорошо.

Алиенора взглянула на его широкую руку, лежавшую поверх ее руки, и глубоко вздохнула.

– Я хочу расторгнуть свой брак с Людовиком, – сказала она. – Я очень любила отца, но он не совершил для меня благое дело, когда устроил это замужество.

Раймунд замер:

– Серьезный шаг. Людовик знает о твоем намерении?

Она покачала головой, чувствуя, как подступает тошнота. Что, если Раймунд примет сторону Людовика и откажется ей помочь?

– Пока нет. Мне хотелось оказаться в безопасном месте, прежде чем заговорить с ним на эту тему.

– Почему ты желаешь аннулировать брак? – Дядя пригвоздил ее пронзительным взглядом. – Что делает его невозможным?

Она не поняла по его выражению, сочувствует он ей или нет.