Летняя королева

Людовик понял, что она, скорее всего, тоже репетировала и, как и он, тоже волновалась. Он почувствовал легкость, а затем ему захотелось стать ее защитником. Девушка оказалась еще более совершенной, чем он смел надеяться. Господь ответил на его сомнения и показал, что так и должно быть. Женитьба – естественный шаг для мужчины и короля, ведь монарху нужна супруга. Он поднял ее с колен, быстро расцеловал в обе щеки и отстранился, едва дыша.

Невеста скромно представила девушку, стоявшую рядом, как свою сестру Петрониллу. Это был еще совсем ребенок, пониже ростом, с каштановыми волосами, заостренным к подбородку лицом и чувственным розовым ртом. Она присела в реверансе перед принцем и, метнув на него взгляд пронзительных карих глаз, потупилась. Людовик подумал, что девочка послужит отличной наградой одному из его приближенных, и тут же выбросил ее из головы, чтобы заняться насущным вопросом. Повернувшись с Алиенорой к алтарю, он заключил официальную помолвку и дрожащей рукой надел золотое кольцо на средний палец ее правой руки. В ту же секунду король уверился, что Господь благосклонен к нему, и его захлестнули чувства.

Во дворце Омбриер состоялся праздничный пир. Столы под белыми скатертями расставили в садовой крытой галерее, чтобы гости могли сидеть на открытом воздухе в тени от солнца и слушать музыкантов во время трапезы.

Алиенора улыбалась и отвечала, если к ней обращались, но сама о чем-то напряженно думала и с трудом поддерживала разговор. С прибытием Людовика на нее свалился тяжелый груз и сознание того, что теперь перемены в ее жизни неминуемы. Слишком много новых людей ее окружало, и таких непохожих в своих манерах и речи на ее собственных придворных. Они говорили на диалекте Северной Франции, который она понимала, поскольку это был привычный язык в Пуату, но парижские модуляции резали слух. Одежда на них была из более плотных, строгих тканей, а самим им, пожалуй, не хватало живости ее народа. Хотя, с другой стороны, они совершили долгий путь под палящим летним солнцем, поэтому, видимо, еще не совсем пришли в себя.

Опасения, что Людовик – толстый, неповоротливый детина, оказались напрасны. Он был высокий и поджарый, как хорошая борзая, с чудесными светлыми волосами по плечи и большими голубыми глазами. Губы тонкие, но красивой формы. Держался он, по ее мнению, высокомерно и официально, но это могло быть вызвано напряжением дня. Улыбался редко – в отличие от своего сенешаля Рауля де Вермандуа, который дарил улыбки направо и налево. Сенешаль демонстрировал Петронилле ловкость рук, пряча стеклянный шарик под одной из трех чашек и прося ее угадать, под какой именно. Девочка смеялась над его уловками, глаза ее сияли. Остальная часть французской делегации проявляла сдержанность, они больше наблюдали, чем говорили, и держались так, будто к их спинам привязаны доски. Тибо, граф Шампани и Блуа, поглядывал на де Вермандуа с раздражением, играя желваками на скулах. Алиенора удивилась, почему между этими мужчинами такая напряженность. Она почти ничего не знала, ей предстояло еще многое принять и усвоить.

Людовик, по крайней мере, хоть и отличался сдержанностью, но вовсе не походил на чудовище, и она надеялась, что сумеет найти способ влиять на него. Перехитрить мужчин постарше, вероятно, будет сложнее, особенно если речь шла о Сугерии и дядях Людовика – Амадее де Мориене[6] и Гильоме де Монферрате[7], но она привыкла настаивать на своем, имея дело с отцом, и теперь у нее будет возможность проявить характер с Людовиком без посторонних. Они с ним одного возраста, а это означало, что у них было что-то общее.

Когда все наелись и напились, Людовик официально вручил Алиеноре свадебные подарки, привезенные из Франции. Среди даров были книги в окладах из слоновой кости, реликварии, шкатулки с драгоценными камнями, серебряные потиры, стеклянные чаши из мастерских Тира, ковры, тюки тонких тканей. Коробки, сундуки, мешки… У Алиеноры резало глаза от такой щедрости. Людовик преподнес ей нательный крест, усеянный мелкими рубинами, красными как кровь.

– Он принадлежал моей бабушке, – сказал принц, надевая ей крест на шею. Надел и тут же отступил, прерывисто дыша.

– Это великолепно, – ответила Алиенора, что было правдой, пусть даже ей не особенно понравилось украшение.

Еще минуту назад на лице его читалась тревога, но теперь он стоял рядом, высокий и спокойный.

– Вы подарили мне корону Аквитании, – произнес Людовик. – Было бы прискорбно, в самом деле, если бы я в ответ не смог одарить мою невесту всеми богатствами Франции.

Алиенору охватила дрожь возмущения. Она, конечно, как вассал Франции, была обязана почитать его, но Аквитания принадлежала ей и всегда будет принадлежать, даже когда после свадьбы он получит герцогскую корону. Хорошо хоть брачный контракт оговаривал, что ее владения не будут поглощены Францией, а останутся независимым герцогством.

– У меня для вас тоже есть подарок.