Летняя королева

– Дочь моя, ты меня слышала? Ты станешь великой королевой.

– Но меня никто не спрашивал. Всё решили за моей спиной. – У нее сжалось горло. – Что, если я предпочту не выходить за Людовика Французского? Что, если я… что, если я выберу кого-то другого?

Взгляд архиепископа выражал сочувствие, но в то же время и твердость.

– Такого не может быть! Выкинь это из головы. Так заведено, что отец решает, с кем его дочери заключать брак. Неужели ты не доверяешь его решению? Или ты не доверяешь мне? Брак с Людовиком пойдет на пользу и тебе, и Аквитании с Пуату. Принц молод, красив и образован. Это будет блестящий брак, помимо того, что таков твой долг.

Алиеноре показалось, будто ее сунули в ящик и заколотили крышку гвоздями, отрезав от света и жизни. Никому даже в голову не пришло предупредить ее, словно она какой-то ценный приз, который полагалось передать из рук в руки. Что проку быть владычицей всех земель, насколько глаз хватало, если их отдадут французам? Она чувствовала обиду и ощущала себя преданной из-за того, что ее наставник знал обо всем с самого начала и ничего не сказал, а ее родной отец скрывал свои намерения уже в ту минуту, когда прощался с ней навсегда. С тем же успехом она могла бы потратить всю жизнь на то, чтобы поглощать засахаренные фрукты и слушать глупые сплетни.

Развернув Жинне, девушка пришпорила ее и на мгновение забылась в бешеной скачке, но когда кобыла подустала, Алиенора снова ослабила поводья, понимая, что, как бы быстро она ни мчалась, ей все равно не обогнать судьбу, навязанную теми, кому она больше всего доверяла и кто так жестоко ее обманул.

Жоффруа не поехал за ней. Алиенора одна выехала на пыльную дорогу и уставилась вдаль, совсем как безымянный римский воин на своем лишайном постаменте. Архиепископ говорил так, будто этот брак – невероятная удача, но ей все представлялось в другом свете. Она никогда не видела себя королевой Франции, зато стать герцогиней Аквитании был ее священный долг, и только он имел значение. Мечтая о замужестве в минуты уединения, она видела рядом с собой Жоффруа де Ранкона, сеньора Тайбура и Жансе, и ей казалось, что Жоффруа, возможно, думает о ней так же, хотя ни разу не обмолвился ни единым словом.

С ноющим сердцем Алиенора снова сделала разворот, чтобы вернуться к наставнику. Пока она ехала, ей казалось, что последние искры детства падали в пыль позади нее, вспыхивали и гасли.

Возвратившись во дворец, Алиенора сразу направилась в покои, которые делила с сестрой, чтобы переодеться и подготовиться к главной трапезе дня, хотя была не голодна, а желудок так вообще словно прилип к позвоночнику. Она наклонилась над медной умывальной чашей и брызнула в лицо прохладной надушенной водой, почувствовав облегчение после безжалостной жары.

Петронилла, сидя на кровати, обрывала лепестки ромашки и фальшиво напевала себе под нос. Девочка слишком глубоко переживала смерть отца. Поначалу она отказывалась верить, что он не вернется. Алиеноре пришлось вынести основную тяжесть ее горя и гнева, поскольку выплеснуть свое несчастье ни на кого другого младшая сестра не могла. Теперь ей стало чуть лучше, но все равно она часто плакала, куксилась и дерзила больше обычного.

Алиенора задвинула полог кровати, чтобы обособиться от придворных дам. Хотя они в любом случае скоро все узнают. Быть может, знают уже сейчас благодаря дворцовым сплетникам, но ей хотелось поговорить с Петрониллой без посторонних глаз.

– У меня для тебя есть новость, – сказала Алиенора.

Петронилла мгновенно напряглась; последний раз, когда сестра пришла с новостью, это была беда.

Стараясь говорить тихо, Алиенора произнесла:

– Архиепископ сказал, что я должна выйти за Людовика, наследника французского престола. По его словам, папа все устроил перед тем, как… перед тем, как уйти.

Петронилла взглянула на сестру пустыми глазами и отшвырнула в сторону стебель ромашки.

– Когда? – бесстрастно поинтересовалась она.

– Скоро, – ответила Алиенора, скривив рот. – Он уже в пути.

Петронилла ничего не сказала и, отвернувшись, принялась теребить узел шнуровки на платье.

– Погоди, дай мне… – Алиенора протянула руку, но сестра оттолкнула ее.

– Сама справлюсь! – выпалила она. – Ты мне не нужна!

– Петра…

– Ты собираешься уехать и оставить меня, как все другие. Тебе нет до меня никакого дела. Как и остальным!

Алиеноре показалось, будто Петронилла всадила в нее нож…

– Неправда! Я люблю тебя всей душой. Неужели ты думаешь, я бы выбрала такую судьбу для себя? – Она поймала взгляд сестры, полный испуга и ярости. – Неужели ты думаешь, я сама не переживаю и не боюсь? Сейчас, как никогда, мы должны держаться друг друга. Я всегда буду о тебе заботиться.

Петронилла задумалась на секунду и с очередной переменой настроения бросилась к Алиеноре обниматься, заливаясь слезами.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала!

– Никуда я не уеду. – Алиенора гладила Петрониллу по волосам, не сдерживая слез.

– Поклянись.

Алиенора перекрестилась:

– Клянусь душой! Я не позволю нас разделить. – Шмыгая носом, с мокрым от слез лицом, она помогла сестре развязать узелок.