Летняя королева

Людовик метался по комнате в ожидании новостей с той минуты, как услышал, что у Алиеноры начались схватки. Как всегда на подобные дела, казалось, уходила целая вечность. На этот раз он знал, что будет сын. Папа пообещал, и ребенок был зачат в папском дворце. Все, с кем он разговаривал, заверяли его, что родится наследник. Он лично проследил, чтобы у Алиеноры во время беременности была лучшая защита и забота. Мальчик получит имя Филипп, и Людовик был готов отнести ребенка в королевскую часовню для крещения у алтаря святого Петра в ту секунду, как его принесут из родильной комнаты. Он даже составил несколько документов от имени сына, пообещав дары аббатствам. Слова выводил он сам, не прибегая к помощи писаря, чтобы лично начертать пером имя «Филипп» и ощутить, что династия продолжается.

Рядом сидел аббат Сугерий. Чуть раньше они вместе помолились, а теперь обсуждали государственные дела. Сугерий совсем состарился за прошедшую зиму, исхудал и высох, каждое его слово сопровождал неотвязный сухой кашель. Однако, несмотря на физическую дряхлость, он по-прежнему был политически активен и прозорлив во время обсуждения неудобных соседей.

– Будет лучше заключить соглашение с Жоффруа Анжуйским и его сыном, а не идти против них войной, сир, – наставлял Сугерий. – Поддержка анжуйца очень мне помогла во время регентства, пока вы так долго отсутствовали.

– Так, по-твоему, мне следует не обращать внимания на их дерзость? – Людовик раздулся от важности. – Они должны знать свое место.

– Ваш брат напал на анжуйцев в то время, когда вы совершали паломничество. Жоффруа Анжуйский обладает большой властью, хоть и ваш вассал. Вы сами объявили его герцогом Нормандским, а теперь он даровал этот титул своему сыну. Лучше бы нам привлечь их на свою сторону.

– Жоффруа Анжуйский передал титул без моего согласия, а его сын – всего лишь щенок, нуждающийся в острастке, – отрезал Людовик. – Я никогда не позволю, чтобы мне диктовали какие-то выскочки.

– Истинно так, сир. Но вам следует подумать о будущем. Многие предпочли бы видеть на английском троне анжуйского наследника, а не сына Стефана[29].

Людовик раздул ноздри:

– Я не допущу, чтобы анжуец надел корону. Они и так захватили больше, чем им причитается.

Сугерий продолжал настаивать на своем твердо, но устало:

– Вы должны оставить пути открытыми. И вам нельзя рисковать собой в войне, пока ваши наследники не станут на ноги. Страна до сих пор приходит в себя после суровой зимы и весны. На полях едва взошли всходы. Посвятите это время земледелию и отдыху.

Людовик посмотрел на своего наставника, по-настоящему вгляделся и заметил тени под его глазами, впалость щек. Сугерий уже давно постарел, но Людовик никогда прежде не думал о нем как о дряхлом или смертном человеке. Конечно, он часто негодовал на него, желая, чтобы он исчез куда-нибудь и перестал вмешиваться, но сейчас неожиданно осознал, что ничего вечного, постоянного в жизни не бывает. Быть может, именно в это время, посвященное земледелию и отдыху, придется отпустить Сугерия.

– Я подумаю, – буркнул он недрогнувшим голосом, хотя момент прозрения сильно его потряс.

– Это все, о чем я вас сейчас прошу, и надеюсь на вашу мудрость. – Сугерий посмотрел на Людовика проницательным взглядом. – У вас она есть, сын мой, хотя иногда вам дается с трудом из-за собственного упрямства и чужих неразумных советов.

Нет, есть еще силы в старике, раз продолжает читать проповеди. Минутное беспокойство Людовика отошло на задний план.

Дворецкий постучал в дверь жезлом и объявил, что прибыли помощницы королевы с известием о новорожденном.

Людовик выпятил грудь, приказав им войти. Сейчас он увидит сына.

К королю подошла повитуха, держа в руках сверток. Глаза опущены, лицо ничего не выражало.

– Сир… – Она опустилась на колени и развернула одеяльце, чтобы продемонстрировать ему голенького младенца. Людовик уставился на крошечное создание, которое ежилось от внезапного холода, издавая тихий плач, похожий на мяуканье. Ему показывали девочку, но это невозможно. Король онемел. Он смотрел неверящим взглядом то на ребенка, то на собравшихся придворных, сопровождавших повитуху. Вроде бы все так, но этого не могло быть. Он стиснул зубы.

– Достаточно. – Король махнул рукой. – Унесите ребенка.

Повитуха тщательно завернула девочку в одеяльце и в сопровождении свиты унесла из комнаты. Людовик взглянул на свои руки – они дрожали. От потрясения в голове не было ни одной мысли; он не мог думать. Ему показалось, будто из-за отсутствия мужских гениталий у младенца его собственные гениталии тоже пропали, а сам он весь распадается на куски.

– Держитесь, – произнес Сугерий. – По крайней мере, королева доказала, что плодовита.

Людовик прошелся по комнате, как во сне, дотрагиваясь то до одной, то до другой вещи. Он остановился у стола, где лежал лист со словом «Филипп», и оно бросилось ему в глаза, как клеймо.

– Еще секунду назад у меня был сын. Теперь его нет, его место заняла девчонка, а у меня ничего не осталось. – Он схватил пергамент и скомкал в кулаке.

– Сир…