Летняя королева

– Это частное дело между мной и нашим отцом. – Генрих понимал, что ничего не может сказать даже Амлену. – Скоро сам все узнаешь.

Амлен надул губы, решая, обидеться или нет.

– Господи, нужно выбраться отсюда. – Генрих шагнул из кабинки уборной. – Поехали, прокатимся вместе.

Амлен оживился:

– У тебя не осталось дел с отцом?

– Нет, – сквозь зубы процедил Генрих. – Мы обсудили с ним больше чем достаточно.

Амлен пожал плечами, довольный, что поедет с братом, поскольку ничего так не любил, как скакать во весь опор на добром коне, когда ветер в лицо. Можно было в очередной раз бросить вызов брату. Обычно побеждал Генрих, но в редких случаях Амлену удавалось его опередить, и это того стоило.

Сегодня, однако, Генрих мчался, словно его преследовали по пятам псы из ада, и Амлену пришлось глотать за ним пыль. Он понимал, что Генриха очень сильно рассердили, но чем именно – оставалось теряться в догадках.

Глава 39 Париж, август 1151 года

Генрих беспокойно вышагивал по комнате, отведенной ему с отцом в Большой башне. На стенах, украшенных фризом с цветочным орнаментом, висели гобелены хорошего качества, тяжелые и плотные. В нише между окнами разместился столик с шахматной доской, рядом с которой лежал псалтырь на тот случай, если вдруг ему или отцу захочется почитать. Все было обставлено с большим вкусом и в то же время роскошно – совсем другого ожидал Генрих от Людовика Французского. Хотя, по всей вероятности, гостевой занималась королева – тем интереснее, ведь появлялась возможность оценить ее личность.

Жоффруа сидел на кровати, потирая больную ногу.

– Помни, ни слова никому о другом деле. К нему следует подойти с величайшей деликатностью.

Генрих взял в руки арфу, извлек пару нот.

– А я, значит, по-твоему, не деликатен?

– Просто напоминаю, что́ стоит на кону, только и всего, – раздраженно ответил Жоффруа.

– Я знаю, что́ стоит на кону, сир. Я не ребенок, нуждающийся в наставлениях, как и вы не старик, впавший в детство.

Жоффруа вспыхнул, в его взгляде сверкнула молния. Однако он предпочел сделать вид, будто сын его рассмешил.

– Зато ты все такой же дерзкий щенок. Я запрещаю тебе выходить на первый план. Нам нужно заручиться согласием Людовика.

– Я буду кроток как ягненок, – пообещал Генрих с насмешливым поклоном.

Отец фыркнул, не поверив ему ни на секунду.

Людовик восседал в великолепном резном кресле в своих покоях, а перед ним расстелили ковер, чтобы удобнее было опускаться на колени тем, кто выражает свое почтение. Генрих разглядывал того, чье место он займет в постели герцогини Аквитанской, если осуществится их план. В свои тридцать с небольшим Людовик Французский оставался красивым мужчиной с поразительно светлыми волосами и синими глазами. На первый взгляд у него было открытое славное лицо, но за приятной внешностью угадывалась замкнутая натура. В его голове могли роиться какие угодно мысли – или вообще никаких. Недавняя болезнь оставила свой след, отсюда и впалые щеки; он выглядел усталым и бледным, но бодрился. Его правая рука лежала на скипетре, украшенном горным хрусталем и золотом, а на среднем пальце правой руки сверкал подходящий по стилю перстень с реликварием из горного хрусталя.

Генрих опустился перед Людовиком на колени, но для него это была пустая формальность, знак того, что он уважает власть. Людовик, конечно, помазанный король Франции, но в то же время обычный человек, причем далеко не всесильный.

Король поднялся и даровал каждому поцелуй в знак примирения. Юноша сосредоточился на том, чтобы ничем не выдать своих чувств. Когда губы короля слегка коснулись его щеки, Генрих приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Было в этой секунде что-то завораживающее, но неприятное. Молодой человек понимал, что затеял опасную игру и дело тут гораздо серьезнее, чем дипломатический обман. Он не хотел оказаться в ситуации, когда, подобравшись совсем близко к противнику, случайно выдаешь свое присутствие.

– Надеюсь, вы приходите в себя после болезни, – заботливо произнес Жоффруа, как будто вовсе не он чуть раньше рассуждал с Генрихом о том, что будет, если Людовик не оправится после кори и умрет.

– Благодарю вас. С Божьей помощью, я в порядке.

– Рад слышать, сир, – продолжил Жоффруа, – но ваше нездоровье, по крайней мере, дало нам возможность начать переговоры, а не сражаться.

– В самом деле, – поддакнул Людовик. – Лучше хранить урожай в амбарах, чем сжигать его в полях.

Генриху с большим трудом удавалось сидеть смирно и не дергаться, пока шел обмен банальностями. В Англии урожаи его сторонников постоянно подвергались сожжению на полях. Ему нужно было поехать туда и разобраться с этим, но сначала предстояло решить трудности с Людовиком.

Из темницы привели Жиро де Берле, по-прежнему в кандалах. Это был один из самых неприятных моментов предстоящих переговоров. Железные оковы растерли его запястья, от него разило темницей Анже, в которой до сих пор томилась его семья.

Людовик сел прямо, дипломатическая улыбка исчезла с его лица.

– В чем дело? – возмутился он. – Зачем вы привели этого человека ко мне в цепях?