Алиенора поймала ее встревоженный взгляд и, перебирая четки, покачала головой. Рта открыть она не посмела, чтобы не срыгнуть, и покинуть службу тоже не могла, поскольку тотчас поползут слухи: мол, королева ненабожна, непочтительна и чуть ли не еретичка. Она властительница Франции и должна выполнять свой долг любой ценой. Закрыв глаза, медленно и глубоко дыша, она заставила себя терпеть, а время едва ползло, как горячий воск по тающей свече.
Когда служба в конце концов завершилась, паства покинула церковь торжественной процессией вслед за огромным, усыпанным драгоценными камнями крестом на высоком позолоченном шесте, который нес в руках Сугерий, облаченный в белую сутану, отливавшую серебром. Алиенора сосредоточенно ставила одну ногу перед другой. Еще немного, еще один шаг.
Перед церковью какой-то человек из толпы бросился к ее ногам и поцеловал край одежды.
– Мадам! Смилуйтесь, народ Пуатье молит о вашем заступничестве. Я принес тяжкую весть!
Охранники схватили его, и пока он вырывался из их железной хватки, Алиенора узнала в нем конюха из дворца Пуатье: он иногда развозил письма по поручению ее отца.
– Я знаю этого человека. Отпустите его, – приказала она. – Что за весть? Рассказывай!
Охранники швырнули конюха обратно к ее ногам и наставили на него копья.
– Мадам, король занял Пуатье и наказал людей штрафами и тюрьмой. Он приказал всем горожанам и господам отдать детей. Говорит, что заберет их с собой во Францию и распределит по своим замкам, чтобы иметь гарантию верности их родителей. – Косясь на охранников, конюх достал из сумки стопку документов с печатями, болтавшимися на цветных шнурках. – Люди взывают к вашему милосердию и умоляют вмешаться. Они опасаются, что никогда не увидят своих сыновей и дочерей. Бог свидетель, мадам, некоторые из них еще совсем младенцы.
Алиенора почувствовала вкус желчи и сглотнула.
– Эти люди пытались сбросить меня с трона, а теперь просят о милосердии? – Она скривила губы. – На что они рассчитывали?
– Мадам! – Рядом с ней возник Сугерий в блестящем одеянии.
– Король взял заложников в Пуатье. – Алиенора показала аббату письма, чувствуя, что в утробе все бурлит, как в горячем котле. – Они заслуживают наказания за бунт, но такие действия лишь раздуют пламя. Я должна туда поехать. Эти люди принадлежат мне.
Сугерий взял письма и быстро просмотрел.
– Да, правда. Я разделяю ваше беспокойство, но вам нельзя отправляться в Пуатье. Смею ли я предложить… – Он не договорил, озабоченно глядя на нее.
Алиенору окатило холодным потом. Петронилла схватила ее за руку и звонко вскрикнула. Вокруг толпились люди, так что уже невозможно было дышать, и колени Алиеноры подогнулись. Она почти не сознавала, как ее внесли обратно в церковь и положили на гору накидок. Однако она почувствовала запах ладана, услышала пение монахов, а перед глазами у нее возник образ высоко поднятого хрустального кубка, в котором плескалась кроваво-красная жидкость.
Ее отнесли в замок в обитом паланкине и послали за лекарями, но к этому времени матка уже начала сокращаться, и вскоре она потеряла ребенка в потоках крови и комковатой массы. Аделаида пыталась выставить Петрониллу из комнаты, но та отказалась уйти, оставаясь рядом с сестрой и держа ее за руку, пока повитухи убирали сгустки крови и мертвый плод величиной с ладонь. Аделаида по-деловому распоряжалась, но при этом ясно давала понять и поджатыми губами, и жестами, что во всем винит Алиенору.
– Сугерий поедет в Пуатье, чтобы поговорить с Людовиком, – резко произнесла она. – Людовик будет разочарован новостью, как будто мало с него твоих беспокойных вассалов.
– В таком случае ему, видимо, не следовало жениться на мне, – пробормотала Алиенора и повернулась лицом к стене, не желая разговаривать с Аделаидой.
Она была так огорчена и слаба после потери крови, что не нашла сил спорить.
Рауль де Вермандуа взглянул на дрожащую Петрониллу, которая появилась из спальни Алиеноры с заплаканным лицом. Он пришел лично выяснить, как дела у молодой королевы, а не послал слугу: от того могли отмахнуться и отправить восвояси ни с чем.
– Дитя мое, – ласково заговорил он, – что случилось?
Петронилла покачала головой.
– Алиенора потеряла ребенка, – срывающимся голосом сообщила она. – Это было ужасно, и старая ведьма так с ней жестока.
– Ты имеешь в виду королеву Аделаиду?
Петронилла взглянула на него сквозь слезы:
– Я ее ненавижу.
Де Вермандуа погрозил ей пальцем.
– Так говорить неосмотрительно, – предостерег он девочку, переваривая новость о выкидыше. – Она всем сердцем заботится о благополучии твоей сестры.
– Нет у нее никакого сердца, – возразила Петронилла, шмыгая носом.