Аромат выпечки наполняет комнату. Ставя противень с булочками на окно остывать, Джерри снова восхищается красотой вида. За окном солнце неуклонно поднимается, заливая сверкающим золотым светом поверхность воды. И хотя сейчас только десять, уже ясно, что день, похоже, опять будет жаркий.
Сидя за столом в маленьком коттедже у озера, Джерри еще раз перечитывает письмо. Ее брат наконец возвращается домой. Прошло три года с тех пор, как она видела его в последний раз, тогда она накопила денег на билет и слетала в отдаленную деревушку в Кении, где обосновался Барри. Она была потрясена простотой его жизни там, так же как и бедностью людей, которым он служил, но там же она увидела щедрость его паствы и неизбывную любовь, которую они к нему испытывали. Сам Барри, пусть похудевший и уставший, никогда не выглядел счастливее. Она пробыла там полтора месяца и к концу визита уже сама почти не хотела уезжать.
Барри всегда хотел стать миссионером, но в начале карьеры его начальство не считало это необходимым. Братья заметили его склонности еще в детстве и неустанно направляли к священству. Когда он стал молодым служителем в Риме, в Ватикане его заметили: тонкий ум, природное обаяние и способности к языкам почти гарантировали стремительный взлет по служебной лестнице. Джерри всегда была смешна эта идея. Она не могла представить своего брата епископом, не говоря уже о кардинале, каким бы набожным Барри ни был, и в результате оказалась права. Абсолютная и непоколебимая честность Барри, естественно, победила, чего не учли римские ребята. Произошел некий инцидент, связанный с его начальником, и Барри не просто высказался, но отказался замолчать и следовать официальной линии – он никогда не обсуждал подробности даже с Джерри, – после чего немедленно подал прошение о переводе, которое удовлетворили неприлично быстро, и наконец стал миссионером, как и хотел с самого начала.
Итак, теперь он возвращается домой. Джерри интересно почему. В письме он упомянул плохое здоровье, плюс его начальство настаивает на творческом отпуске и полноценном отдыхе где-нибудь, где о нем будут заботиться и где в достатке чистый воздух, вода и приличная еда. Ну конечно, это она обеспечит. Однако, зная Барри и его любовь к своей пастве в Туркане, она понимает, что он бы не согласился вернуться домой так просто. Джерри подозревает, что за этим стоит что-то еще, что ей только предстоит узнать.
Барри пишет, что хотел бы остановиться у нее, если не помешает, и что с нетерпением ждет встречи и, конечно, возвращения домой, в Баллианну. Он давно не был дома – более сорока лет. Он спрашивает, пролетели ли эти десятилетия для нее так же быстро, как для него. Ответ на этот вопрос – да, но для Джерри прошлое осязаемо, как настоящее, а иногда даже ярче. Она помнит многое так, будто оно было вчера, и задается вопросом, а так ли это для Барри. Барри не всегда был священником. Были и романтика, и любовь – сильная любовь. Джерри знает, что оба сердца были разбиты. Дело даже не в том, что призвание к священству было сильнее, чем чувства к той девушке. Джерри знала, как Барри боролся, но одно его качество перевесило при принятии окончательного решения. Не очевидные качества – блестящий ум, способности к языкам, приятная манера общения с людьми, искренняя преданность вере, – но то, о котором он никогда не говорил, то, которым он так боялся злоупотребить… Собственно, оно все и определило. Она подозревает, что, кроме самого Барри, об этом знает только она.
Она аккуратно складывает письмо и убирает его в задний карман комбинезона. Некоторое время она сидит, глядя на озеро, склонив голову, словно прислушиваясь. Затем кивает сама себе, берет телефон и жмет цифру быстрого набора.
– Я только что испекла свежие булочки, – говорит она в трубку. – Хочешь чашечку чая?
– До смерти, – следует быстрый ответ. – Увидимся в десять.
Предложение пришлось как нельзя кстати. После визита к бухгалтеру Конор истрепал Бреде все нервы, и сегодня она чувствовала себя особенно подавленной. В деревне знают, что Джерри умеет читать мысли. Эта женщина – ясновидящая, все так говорят. Конечно, с годами это породило массу сплетен и слухов. Бреда слышала всякие… россказни, которыми матери делились с дочерями, которые уже сами теперь стали бабушками. Большинство слухов просто смехотворны. Одни утверждали, что Джерри жила в монастыре – или это была коммуна? Другие говорили, что в прошлой жизни она была монахиней – сестрой Иеремией. Некоторые говорили, что ее настоящее имя Джеральдин, но в точности никто ничего не знал.
Что все могли сказать наверняка, так это то, что она была травницей, целительницей (людей и животных) и определенно обладала «даром». Она не толковала карты и не гадала, у нее не было времени на весь этот «бред», как она это называет, но, если кто-то в беде или скорбит, она приглашает его посидеть у себя, и посетитель всегда уходит успокоенным, воспрянувшим духом и трепещущим перед ней еще больше, чем раньше.