Летние гости

Ныне было из-за чего побаиваться снохи. В ту самую пору, когда огурцы проклюнулись, выкинули свои первые два овальных листика, вздумал Алик около изгороди играть в мяч с макинскими парнишками. А те, загниголовые, припудят мяч так, что он прямо на гряды. Алик бежит. А разве есть когда смотреть, где ступил: мяч скорее подать надо. В общем уплясали они весь огород. Все Ольгины труды кошке под хвост. Она как увидела, в слезы. Степан взял да дернул внука за волосы.

— Думай, чо делаешь-то.

Пришлось ведь им заново землю пушить да выправлять гряды. И этого неслуха заставили помогать. Дулся, да тоже ковырялся. А под конец, видно, отошло от сердца, заговорил.

Огурцы для лубянцев — это своя особая гордость. Вон были мастера, бочками их солили да в пруды спускали. И теперь растут огурцы, если руки приложить. В летнюю пору лубянцы встают ни свет ни заря, возделывают их.

Приезжал один огуречный профессор из института, спрашивал, какая агротехника. Какая? А очень простая: бабы всю земельку вспашут, в руках ее перетрут, разомнут. Вот и вся агротехника. Так ему Степан и растолковал.

Профессор на стебле огурцы пересчитал. Двадцать пять штук.

— Какие удобрения применяете? Такой урожай только при комплексных бывает.

Профессор, может, не поверил, а вся хитрость была в бабьих руках. Не жалеют они своих рук. У Ольги вон все лето они от травяного сока в черноте.

И еще было дело. Тут уж Степану пришлось свой ремешок взять. Пропали с комода пять рублей. Ольга спрашивает, кто взял. Степан сказал, что не брал. И Алик:

— Я тоже не брал.

А Петр Максимович проговорился:

— Пошто, Степа, внуку хлеба даешь да сахару? Избалует лошадей.

Степан и взялся за Алика. Отколь на сахар деньги брал? Видели, покупал в магазине.

— Свои были.

— Врешь!

— Нет.

Виданное ли дело — без спросу пятерку взять да еще отпираться! Выходит, они с Ольгой воры?

Не стерпел Степан, стегнул Алика раза три по заднюхе ремнем. Ольга в руку вцепилась: да что ты, Степ, своих вроде не бил, а тут! Ему и самому стало тошно, бросил ремень, ушел курить, чтобы не слышать внуковы всхлипы.

А потом приласкался Алик, сказал, что он деньги взял.

— Ну вот… Бывают ошибки. Уж оплошность сотворил, дак правду умей сказать, а то ведь другие люди безвинные из-за этого страдают. Я вот стал бы думать: бабушка у нас деньги таскает, а она бы на меня: ты, Степан, вор. И стали бы мы, как две собаки, грызться. Правильно ты сделал, что сказал. Теперь всем легче.

И еще раз вышло неладное с Аликом. Так тут Степан настоящего позору натерпелся.

Вез на Волге сельповский мужик товары для Алевтининого магазина. Алик купаться пошел с ребятами. Увидел свою любимицу Волгу, про все забыл. Стал ею любоваться. Помахал рукой. Узнает ли она его? А Волга делом была занята, недосуг ей. Алик даже расстроился: не узнает.

На мостках через канаву колесо у телеги возьми да и провались в дыру. Мужик вожжами крутит, хлещет бедную лошадь, она из сил выбивается, а ни с места. Он за вицу. А надо-то было плечом телегу приподнять, колесо бы из щели вышло, и опять поезжай. А он знай накручивает вожжами да вицей хлещет. Дурной мужик, не похвалишь.

Алик-то, видно, вовсе обеспамятел, закричал: чего он делает, чего он делает?! И, как полоумный, наскочил с плачем на возчика, начал молотить его кулачишками по спине.

— Не бей, не бей Волгу! Она умная. Она…

Возница отмахнулся, Алик в канаву отлетел. Вскочил — и снова на возницу.

Собрался народ. Оттащил Алика.

— Ишь фулиган, — ругнулся возчик. — Чей это волчонок такой?

Алевтина свое слово вставила:

— Семаковская порода.

Хорошо, что Ольгина столовая рядом. Выскочила, схватила внука за руку, утащила домой. Видано ли дело, на взрослого полез драться! Словом можно было сказать.

— Што делать-то станем? — спросила вечером Ольга мужа.

— А чо? Распустила ты его, — попрекнул Степан жену.

— Ну, а ты-то не распускал?

Чуть не поругались.

Степан прикрикнул на лежавшего внука:

— Так-то станешь рукам волю давать, бандит из тебя выйдет, а больше никто. Ишь размахался.

Внук молчал, поди, думал, что дед опять за ремень возьмется, но Степан уже закаялся. Сам парень должен понять: не дело это. Ну а как быть-то с ним? Сергею бы надо сказать. Может, он лучше чего придумает, как этакие сыновы фокусы прекратить.

Ночью не спалось Степану. Думал про Алика, про свое житье. Вспомнилось, как задолго до войны (он всю свою жизнь делил на три части: до войны, в войну и после нее), так вот, до войны жил у них ласковый и преданный пес Гуляй. Этот лохмач за собой вовсе никакого догляда не требовал. В еде не искался. Нароет в поле сырой картошки, схрумкает, подберет чего по дороге — и сыт.

А польза от него была большая. Он и самого Степана, и братьев, и сестер его веселил. Мать и отец в поле, так он за няньку и за игрушку был. Чего с ним не делали. И платок на голову надевали, и вроде седла чего-то устраивали, младшего брата садили верхом. Гуляй все терпел.