— Лизок, так я ведь все понял, — бубнил однотонно бас. — Я не пью, Лизок.
У Капустина испариной покрылся лоб. Опоздал! Прозевал! Наверное, в таких случаях полагалось незаметно уйти, а он толкнул дверь. Лиза с красными глазами стояла у окна и утирала платочком щеки. На конторке сидел плечистый человек со сросшимися угольными бровями и рассматривал свои пальцы.
«Муж», — понял Капустин. Лиза повторила злым голосом:
— Я не могу смотреть на тебя. И не уговаривай. Лучше не уговаривай.
Мужчина мрачно покосился на Петра.
— А ты что за птица?
Петр не ответил. Молча прикрыл дверь. Чужая сложная жизнь была рядом. Такая, в которую он не имел никакого права вмешиваться. Лиза, в мечтах близкая, родная, оказалась совсем незнакомой женщиной.
Надо было уходить, а он стоял в коридорчике, кроша в пальцах цигарку, чего-то ждал.
— Неужели ты не понимаешь, что я тебя ненавижу! — послышался голос Лизы. — Не подходи ко мне, я позову людей. Я позову. Слышишь! Петра Павловича позову.
И тут Капустин сделал то, чего не предполагал. Он открыл дверь и вступил в комнату.
— Я здесь, — сказал он. — Разве Лиза не говорила вам, что она за мной замужем?
— Как, как?! — взревел вдруг бывший Лизин муж и одним прыжком подскочил к Капустину, схватил его за воротник пальто. — Как так? Я-то живой, я-то живой!
Затрещал и повис воротник пальто. Капустин ударил человека по руке.
Тот бросился к Лизе.
— Это правда, правда, да? — закричал он.
— Правда, — тихо сказала она. — Правда. Я же говорила тебе, что поздно ты раскаиваешься. Да и не верю я тебе. Все ты во мне растоптал.
— С комиссаром связалась, — угрюмо проговорил бывший Лизин муж и выругался. — Попомнишь еще меня, попомнишь. — И вырвался из комнаты, бухнув дверью. — Все сволочи, все! — орал он, идя по коридору.
Петр стоял, боясь взглянуть на Лизу. «Зачем я так сказал? К чему? Нет, правильно я сделал. Я хоть ее от этого изувера освободил».
— Спасибо, Петр Павлович, — тихо проговорила Лиза. — Как он меня бил, — вздохнула со всхлипом и уже тихо добавила: — Воротник оторвал вам. Давайте я пришью.
Когда Лиза откусила нитку и, подняв, встряхнула пальто, Капустин несмелой рукой обнял ее за плечо.
— Лиза…
— Петр Павлович, не надо руку класть, — и он почувствовал, что она далеко-далеко от него.
— Лиза, я вас люблю, — сказал он. Это прозвучало неожиданно и несерьезно.
Она устало усмехнулась. Мужчины всегда находят такое объяснение своему даже внезапному побуждению. Сами себя убеждают в том, чего нет.
— Лиза, я вас люблю. Больше я ничего говорить не буду. Я все время думаю о вас. Вы… Давайте я вас провожу.
Они тихо шли по безлюдной улице. Была оттепель, и со стрех падали капли. Капустин боялся говорить еще что-либо. Он ждал.
— Вятка очень тихий город, как деревенька, — сказала Лиза. — В Екатеринбурге шум в это время.
— Да, Екатеринбург большой город.
Они пришли к ее дому. Петр закурил, чувствуя, что теперь она скажет то главное, что ждет он и о чем думает она.
Лиза смотрела на него с грустной улыбкой много пожившего человека. По первым словам он понял, что Лиза хочет смягчить его огорчение, но скажет о том, чтобы он не надеялся на нее.
— Я давно заметила вас, Петя. Вы такой решительный, такой умный. Я даже вас побаивалась. Вы хороший.
— Золотите горькую пилюлю? — спросил он, вдруг заразившись бесшабашной прямотой. — Тогда уж лучше сразу: не надейся — и все.
— Но, Петя, вы…
Он повернулся и зашагал, зная, что все разбито, что он неудачник, которому уготована одна работа, только работа, речи на митингах. И, конечно, теперь он вгрызется еще больше в дела.
Он слышал за спиной быстрый постук ее каблуков, тихий зов:
— Петя, вы не сердитесь, — но не обернулся.
Дома в узкой комнатенке он много курил, не знал, как утишить свою взбаламученную душу.
«Хоть бы сказала, что любит другого или…» — обижался он. Потом пришла мысль, что он все-таки дурак, бух сразу: «Люблю!» Нельзя так, нельзя.
А на другой день Лиза, как и прежде, порхала между исчахших пальм, игриво улыбалась и звонко заливалась смехом. Только подойдя к нему, затихла с грустным лицом.
— Извините меня за вчерашнее, — трудно выговорил он и так нажал на ложку, что она хрупнула, разлетевшись надвое.
— Я вам хотела сказать, Петя, — не слыша, что ее зовут от столов, проговорила она грустно, — что незачем вам связываться со мной, я замужем была. Я буду вам в тягость. А вы найдете скоро… Вы и ревновать бы стали… Да сейчас, сейчас иду!
— Я ревность не признаю, — сказал он упрямо. — Это недостойно, если любишь…
— В жизни-то всякое бывает, — умудренно проговорила она. — Ну, я пойду.
И опять расцвело лицо улыбкой, зазвенел смех.
А через час Капустин уже трясся в поезде. Ехал с продотрядом в Котельнический уезд.