Летние истории

Она сообщила, что поужинала с другим писателем на Футако-Тамагаве. Чаще всего ужины редакторов с писателями начинаются часов в семь вечера, но этот писатель — «жаворонок», ложится рано, и к тому же не дурак выпить, особенно в компании. Поэтому Сэнгава начала принимать на грудь с четырех часов дня. На вопрос о том, сколько она сегодня выпила, Сэнгава ответила, что не знает и не помнит. Говорила она вполне членораздельно, но взгляд был абсолютно бессмысленный, и чем больше она говорила, тем резче и размашистее становились ее движения. В общем, она была, что называется, готовенькая. Я с улыбкой спросила, не пора ли ей домой, но в ответ она рассмеялась:

— Кому? Мне?

Глаза у нее при этом оставались такими же расфокусированными. Я молча поднесла кружку к губам.

Несмотря на то что Сэнгава так внезапно позвала меня сюда, никакого срочного дела ко мне у нее не было. Романа она тоже не касалась. Меня это несколько уязвило, но, с другой стороны, зачем вести беседы о работе, в которой не намечается никакого особого прогресса? Только нервы друг другу трепать.

В какой-то момент Сэнгава заговорила о своей семье. С самого начала ее рассказа стало понятно, что родители у нее очень богатые. В детстве она часто болела и у нее было множество репетиторов, которые приходили к ней даже в больницу, в ее отдельную палату. У родителей был такой огромный сад, что в сезон в нем работали аж три садовника, а ванна была из мрамора; однажды Сэнгава так неудачно там упала, что разбила голову, и ей наложили пять швов. В сырую погоду шрам до сих пор побаливает. Потом она вспомнила, что в родительской спальне стоял шкафчик вроде сейфа, но без замка, и он был весь набит толстыми пачками купюр. Она и ее двоюродные сестры играли с этими пачками как с конструктором: собирали из них башни, потом смотрели, как они падают… На этом месте Сэнгава засмеялась и сказала, что сейчас ее родители живут уже не настолько хорошо.

— Неужели… неужели все это имущество потом перейдет к вам?

— Ну да, я же единственный ребенок. — Сэнгава с легкой улыбкой неспешно отпила виски и тотчас зашлась кашлем. — Виски не в то горло попало, — объяснила она.

— Точно все хорошо?

— Да-да, все замечательно. Про что мы говорили… А, что будет, когда мои родители умрут, — кивнула Сэнгава, глотнув воды. — Ну да, вероятнее всего, я получу какое-то наследство. Но скоро за родителями понадобится уход, потом еще хороший дом престарелых надо будет оплачивать… Думаю, почти все средства на это и уйдут. К тому же даже если мне завещают тот огромный и невероятно безвкусный дом, кто будет там жить? Я еще понимаю, если бы он был в самом Токио, но это ведь Хатиодзи.

— И все же, мне кажется, гораздо спокойнее, когда на крайний случай у тебя есть такое жилье, где можно не платить за аренду.

— Ну да… к тому же, если бы у меня были дети, я бы, наверное, думала иначе.

Услышав из уст Сэнгавы слово «дети», я непроизвольно подхватила:

— Дети? — И нарочито небрежно поинтересовалась: — А вы никогда не думали завести детей?

— Детей?

Сэнгава пристально посмотрела на опустевший стакан и заказала еще виски. Потом обеими руками поправила свои локоны и вздохнула.

— Не то чтобы не думала. Я просто жила своей жизнью. И в ней как-то не оказалось для них места. Столько было всего, что куда уж тут детей…

— Вот как… — Я сделала глоток пива.

— Жизнь — такая штука. Все время приходится решать текущие задачи. Всех дел не переделаешь, особенно если ты наемный работник. Пока не произойдет что-нибудь, чего уже не сможешь игнорировать — болезнь или та же незапланированная беременность, жизнь не меняется, правда ведь? А в моей жизни ничего такого не случилось. — Сэнгава потерла пальцами глаза. — Это не было моим осознанным решением — не иметь детей.

Я кивнула и отпила еще пива.

— Тем не менее мне кажется, что для меня это естественно. Говорят, у женщин на подсознательном уровне заложено желание иметь детей, это их генетика. Но я такого никогда не ощущала. Просто делала то, что было необходимо в данный конкретный момент, и в результате оказалась там, где нахожусь сейчас. Я жила как мне жилось, что может быть естественнее?

— Пожалуй…

— Да так и есть! — со смехом заверила меня Сэнгава на осакском диалекте. — Но вообще… некоторые мысли меня все же посещали.

— О чем?

— О том, что в любой миг в моей жизни может произойти что-то, что ее перевернет. — Она прикрыла глаза и покачала головой. — В том числе и беременность. Что однажды со мной может случиться то же, что и с остальными. Я думала об этом. Но для меня это «однажды» так и не наступило.

Некоторое время Сэнгава молча разглядывала свои пальцы, положив руки на столик. Затем подняла голову и с улыбкой проговорила:

— У вас ведь, наверное, так же?

Я молчала. Мы выпили, и я заказала себе еще пива. Скользнув взглядом по постеру на стене, Сэнгава проговорила:

— Впрочем, порой мне кажется, что не иметь детей — это не так уж плохо.

— Когда, например?