Летние истории

— Я все перерыл, но не нашел. Один раз отец показал мне стопку тетрадок и сказал, что это и есть книга, которую он пишет. Потом я перерыл весь его кабинет — ничего. Не знаю, как все было на самом деле… Может, он только говорил, что пишет. Но думаю, действительно любил и читать книги, и писать свое. А потом инфаркт, и все. Мы так и не успели об этом нормально поговорить, — сказал Айдзава. — Поэтому мне в некотором роде интересны люди, которые пишут. Любопытно, о чем такие люди думают. Но все-таки… То, что вы писатель, это не повод грузить вас историей моего отца, который не имеет к вам никакого отношения. Простите меня.

— Нет, все хорошо. — Я покачала головой. — А что было потом? Вы вернулись к маме?

— Вернулся, — помолчав, ответил Айдзава. — Я все еще не знал, что и думать, да и не мог же я сидеть на скамейке в парке вечно. Так что я вернулся. Мама смотрела телевизор, и некоторое время я стоял и смотрел его вместе с ней, привалившись к стене. Потом начал понемногу рассказывать ей новости из Тотиги. О том, что в саду засохла хурма, о самочувствии бабушки, о тех людях, которые мне вроде как родственники, но я их увидел впервые в жизни. Сначала мама только молчала и слушала, но в какой-то момент произнесла: «Это твоя бабушка меня заставила».

— Сделать AID?

— Да, — кивнул Айдзава. — Она сказала, что много лет не могла забеременеть от отца и что бабушка постоянно ее упрекала. Времена были другие… Хотя и сейчас не то чтобы многое изменилось. Но тогда о мужском бесплодии вообще никто не заговаривал. Все считали, что если у пары не получается зачать ребенка, то проблема в женщине. Поэтому маме пришлось несладко. Она призналась, что ее чуть ли не каждый день прилюдно оскорбляли, насмехались над ней, будто она бракованный товар. Наконец бабушка велела ей поехать в специализированную клинику в Токио и выяснить, что с ее организмом не так, пока не стало совсем поздно. И если окажется, что она вообще не может иметь детей, то придется задуматься о разводе. Когда мама позвонила в эту клинику, ей сказали, чтобы она приезжала с мужем, потому что обследоваться надо обоим. В итоге оказалось, что проблема в ее муже. У него обнаружили азооспермию — полное отсутствие сперматозоидов.

— И как отреагировала бабушка? — спросила я.

— Мама говорит, сначала у бабушки был такой шок, что она рта не могла открыть. Потом немного отошла и заорала, что это наверняка какая-то ошибка и чтобы они тут же ехали в другую клинику на повторное обследование. Но и в другой клинике результат был тот же. Бабушка строго-настрого запретила маме об этом рассказывать. А однажды… Наша семья сдавала земельные участки большим компаниям, жертвовала деньги политикам и все такое — видимо, по этим связям бабушке и порекомендовали клинику, которая занимается донорством спермы. Бабушка потребовала, чтобы мама поехала туда и сделала эту процедуру. Отец с мамой подчинились, стали ездить в эту клинику, и где-то через год мама забеременела. После этого она стала наблюдаться в женской консультации поблизости, а бабушка принялась таскать маму с собой по соседям и родным, демонстрировать растущий живот. А через несколько месяцев родился я.

В том разговоре с мамой я впервые услышал слова «донорство спермы». До этого я видел только два возможных варианта: либо я ребенок от другого маминого мужчины, либо приемыш. Ничего другого мне и в голову не могло прийти. Да, возможно, у меня есть другой, настоящий отец, но я был уверен, что это конкретный человек, он где-то живет сейчас, мама его знает и с ним можно увидеться, если я захочу… Но все оказалось не так. Выяснилось, что мой отец не имеет человеческого облика. Это был просто сперматозоид, взятый у анонимного донора. У меня тогда появилось ощущение, что я и сам наполовину не человек. Конечно, все люди обязаны своим рождением яйцеклетке и сперматозоиду, но мне казалось, что часть меня…

Айдзава взял чашку со стола и только тогда заметил, что она пуста. С тенью тревоги в глазах он уточнил, не надоела ли мне его болтовня.

— Нет-нет, продолжайте, — ответила я и попросила официанта принести меню десертов.

Айдзава поудобнее устроился на стуле и, наклонившись над меню, стал рассматривать его, как будто ничего похожего в жизни не видел. Я заказала бисквитное пирожное, а он после долгих раздумий выбрал карамельный пудинг.

— Знаете, что меня больше всего удивило… — продолжил Айдзава со слабой улыбкой. — Что мама сообщила мне об этом довольно сухо и с таким видом, будто это ей неинтересно и не важно. Меня это поразило. На мой взгляд, тема заслуживала как минимум серьезного, обстоятельного разговора. Что в жизни может быть важнее? Вот вы писатель — как вы считаете?

— Конечно, это самое важное, — кивнула я.