— «Я понимаю, что Норико умерла, она так мучилась, ее все время рвало… я не могла ничего сделать, не могла забрать ее боль себе, хотя я ее мать. Может, и к лучшему, что она освободилась от этого всего… девочка так настрадалась. Но я все равно не могу поверить, что больше никогда ее не увижу, — продолжал Айдзава. — Что же мне сделать, чтобы снова встретиться с моей дочуркой?» Она говорила и все время плакала… а потом вдруг: «А если взять ее яйцеклетки и… может быть, я смогу родить Норико снова, встретиться с ней еще раз?» Я ничего не смог ей ответить. Ничего не смог сделать. — Он вздохнул. — Сам не знаю, к чему я это все. Слушал ваш рассказ и вспомнил о Нори.
Переписка с Айдзавой по электронной почте или в
Айдзава признался мне, что в клинике, с которой у него сейчас контракт, не хватает врачей, и что на ночную смену он всегда берет с собой бланки справок о смерти, и что отец, который его вырастил, очень хорошо играл на пианино и с ангельским терпением учил этому сына, но без особых успехов, и что Айдзава дважды попадал в аварии на такси, и что высокий рост для кого-то счастье, а для него — наоборот.
Я тоже понемногу делилась с ним историями из собственной жизни. Мы ели якитори, пили пиво или кофе. Однажды мы целый день гуляли по парку Комадзава, а в другой раз после ночной смены Айдзавы встретились у Токийского вокзала и пошли на выставку французских художников группы «Наби». На обратном пути стали обсуждать, что кому понравилось, оба не сговариваясь назвали «Мяч» Феликса Валлотона и рассмеялись в голос.
Весна уверенно вступала в свои права. На темно-синем фоне вечернего неба зарозовели сакуры, а потом лепестки с них осыпались, будто земля втянула их в себя. Я все ближе узнавала Айдзаву. Во время работы, по дороге в супермаркет и просто когда я рассеянно вглядывалась в сумрак весеннего вечера, мне сами собой приходили мысли о нем.
Наверное, я в него влюбилась. От его сообщений на душе у меня светлело; когда меня удивляла какая-то публикация в интернете или попадалось милое видео с животными, мне хотелось поделиться этим с ним. Я представляла, как мы с Айдзавой вместе слушаем мою любимую музыку, и хотела, чтобы наши беседы о книгах, о жизни длились как можно дольше. Вот только конец у этих сладких фантазий всегда был один и тот же — перед моими глазами возникала одинокая фигура Айдзавы, стоящего спиной ко мне и лицом к какому-то иному миру, в котором, возможно, вообще не существует никого и ничего.
Айдзава сказал, что и сам не вполне понимает, почему для него это так важно — встретиться со своим настоящим отцом. Может, потому, что это невозможно? Что для него на самом деле значит эта встреча? Я не знала, чем помочь, но мне очень хотелось хоть как-то его поддержать.
Всякий раз, поймав себя на этом желании, я решительно его пресекала. У Айдзавы есть девушка по имени Юрико Дзэн, их, по-видимому, связывают крепкие узы, основанные на таких переплетениях обстоятельств и чувств, какие я даже представить себе не могу. При мысли о том, через какие страдания прошли эти двое, на меня наваливалась невыносимая тяжесть.
Мои чувства к Айдзаве не меняли ровным счетом ничего. Они были моим внутренним театром, игрой, потаканием самой себе. Я прекрасно понимала: я одна и, скорее всего, останусь одна всю жизнь. Но когда я пыталась взять себя в руки и заняться делом, то ощущала свое одиночество точно огромную пустыню, где нет ни надежды, ни соломинки, за которую можно ухватиться.
Я радовалась письмам и сообщениям от Айдзавы, но после них становилось еще тоскливее. Роман, который я писала, окончательно зашел в тупик. У меня еще оставалась колонка в журнале, и иногда приходили разовые заказы на тексты, но я начала заглядывать на сайт агентства, которое раньше предоставляло мне подработки. Весна пролетела мимо, словно кто-то открыл передо мной дверь в пустую комнату, а потом снова ее захлопнул.
В конце апреля, просматривая почту, я обнаружила письмо:
«Здравствуйте. Меня зовут Онда. Спасибо за Ваш запрос на предоставление донорской спермы. Я написал Вам, но не получил ответа, поэтому пишу еще раз».
Я не сразу сообразила, кто это. Потом вспомнила: прошлой осенью я написала одному частному донору, который вел блог в интернете. На ответ я особо не рассчитывала, да и конкретных планов не строила, так что даже не заглядывала в новый почтовый ящик, который тогда создала.
Писем от Онды действительно было два: одно пришло под Новый год, а второе в конце февраля. Второе письмо во многом повторяло первое, но это не был просто скопированный текст: чувствовалось, что человек не пожалел на него сил и времени. Вкратце рассказав, что привело его к идее безвозмездного донорства, Онда поделился опытом волонтерской работы в банке спермы.