На тот момент я работала над сценой юбицумэ. Суть этого ритуала заключается в том, что в знак раскаяния за собственную оплошность или оплошность подчиненного, а иногда и для заключения мира с конкурирующей группировкой член якудза отрезает себе палец. В наше время такое уже почти не происходит, но я писала о временах, когда ритуал практиковался довольно часто. Делалось это так: мизинец охлаждали льдом до потери чувствительности и отсекали клинком на разделочной доске. По сюжету один из членов банды, которому предстоит отрубить себе палец, страшно боится боли и пытается добиться у врача общего наркоза. Тут мне ощутимо не хватало знаний. Например, я не знала, куда девают отрезанный палец и есть ли какое-то ограничение по количеству пальцев, которые может отрезать себе один человек. Пока я разбиралась с этими частностями, время улетало, а работа почти не двигалась. По плану мне пора было приступать к части о секте и о препарате, который когда-то разрабатывала в лаборатории ее основательница, но оставалась еще масса работы над темой якудза, так что до следующей части было как до луны. Я вздохнула и вернулась к чтению недавно купленной книги «Якудза и эвтаназия».
Часа два я прилежно читала, сидя на кресле-мешке. Потом ненароком заглянула в телефон и обнаружила там непринятый звонок от Рёко Сэнгавы. Точно, мне же пришло от нее уже несколько сообщений, но руки до них все никак не доходили. Сколько, интересно, прошло времени с ее последнего сообщения… кажется, неделя или чуть больше. Может, лучше написать ей, а не звонить? Поколебавшись, я все же нажала на кнопку вызова.
— Ну здравствуйте, Нацуко! — после третьего гудка послышался голос Сэнгавы — добродушный и чуть ироничный. — Наконец-то мне удалось вас поймать! Давайте рассказывайте, чем вы в последнее время так заняты?
— Ну, это… Пишу. Продвигается еле-еле, но я стараюсь…
— Вот оно что. Понятно.
— Простите, что я вам так долго не отвечала. Совсем вылетело из головы…
— Ничего страшного.
Оказалось, Сэнгава звонила мне по поводу справочной литературы. В свое время я просила ее помочь мне с информацией о преступлениях, совершенных в деревнях или маленьких провинциальных городках ярыми приверженцами каких-нибудь религий, и о судах по таким делам. Она как раз нашла интересные материалы и пообещала их при случае мне передать. Потом речь зашла о книге, которую я читала.
— Это довольно новая книга о том, как тяжело живется стареющим якудза. Им ведь нужна физическая сила — другие способы заработка вроде управления шоу-бизнесом или инвестиций им уже почти перекрыли.
— Да уж, непросто им…
— Но если даже якудза уйдет из группировки, на другую работу его не возьмут. А здоровье тем временем разрушается, и он уже думает о том, как лучше умереть. Прямо до мурашек!
— Да, понимаю… Ну что ж, надеюсь, вы найдете там что-то полезное для вашего романа.
Разговор плавно перетекал с темы на тему, и вскоре мы уже обсуждали банкет после вручения какой-то литературной премии. Сэнгава рассказала, что на банкете, вернее, на его продолжении во втором или уже третьем баре она слишком много выпила и в конце концов получила по лицу от одной пожилой писательницы.
— По лицу? То есть она вам дала пощечину? — удивилась я. — Серьезно? Автор — редактору?
— Именно так… — подтвердила Сэнгава с неожиданным смущением в голосе. — Но я ведь тоже была пьяна… вот и сказала ей что-то не то.
— Нет-нет-нет, стоп! — возмутилась я. — Это же какой-то абсурд! Как может взрослый солидный человек взять и ударить своего партнера по работе? Удивительно…
— М-м… — отстраненно протянула Сэнгава. — Ну, мы с ней уже давно работаем. С тех пор, как я пришла в это издательство. То есть уже больше двадцати лет. И у нас всегда были хорошие, доверительные отношения. А в тот вечер обе перебрали с алкоголем, вот и все. Такое случается.
— А как реагировали окружающие?
— Хм, дайте вспомнить… Ну, поахали немного, конечно, а как тут отреагируешь?
Мне пока не довелось прочитать ни одного произведения этой писательницы, но ее имя знал любой, кто хоть немного интересовался литературой. Я понятия не имела, что она за человек, и уж тем более не была с ней знакома, только видела фотографию в журнале: миниатюрная и женственная, писательница совершенно не производила впечатление человека, способного на рукоприкладство. Работала она в жанре на стыке детской литературы и фэнтези, а на пике популярности выпустила несколько книжек-картинок, сразу ставших хитами.
— Как же вы с ней теперь общаетесь?
— Как обычно, — откашлявшись, сказала Сэнгава. — Как будто ничего не произошло. Вроде все по-старому.
— Она что, даже не извинилась?
— Нет, но мы в общем-то друг друга понимаем и без слов. К тому же в тот вечер мы обсуждали ее произведения. Для писателей это чувствительная тема.
У меня оставалось еще много вопросов, но Сэнгава засмеялась:
— Ну, хватит уже об этом, расскажите лучше, как ваши дела.
— Я… — Я запнулась.