Летние истории

Меня проводили в комнатушку примерно два на два метра, расположенную на первом этаже, в самом конце коридора. Я сразу выключила микрофон и убавила громкость музыки до нуля, только монитор выключить не смогла. Едва я поставила сумку на жесткий диванчик и села туда сама, как послышался громкий стук. Дверь отворилась. Официант принес мой заказ — холодный улун безо льда, — пожелал мне хорошо провести время и скрылся.

Сделав глоток, я сняла кроссовки и улеглась на диван. Его обивка пропахла табаком, слюной и потом. Зычный мужской голос из соседней кабинки, перекрывающий собственное эхо, сливался с отголосками других мелодий. Я выдохнула и закрыла глаза.

Теперь мне как-то даже не верилось, что совсем недавно я общалась на Сибуе с человеком по фамилии Онда. Но все это было на самом деле. Выговорившись, Онда стал добиваться от меня решения. Не то чтобы он особенно наседал — наоборот, постоянно подчеркивал, что выбор, дескать, за мной и он ни на чем не настаивает, просто… Хм, что же я ему ответила? Не помню. Может быть, вообще ничего. Не смогла. Почувствовала, что стоит мне приоткрыть рот, как оттуда черной жижей хлынет отвращение, и непонятно, чем все это закончится. Мысленно твердя «Как противно, как противно…», я выжидала момент, чтобы встать и уйти. Интересно, с каким видом? В памяти всплыло лицо Онды, с самодовольной улыбкой ожидающего моего ответа. Его распахнутые глаза. Бородавка. Отвратительная, набрякшая серая бородавка. Какая мерзость. Какой он отвратительный. Но ведь никто меня не заставлял, я сама связалась с этим человеком и решила встретиться с ним, послушать, что он скажет. Более того… Более того, я собиралась договариваться с ним о донорстве спермы, чтобы родить от него ребенка! От этой мысли волосы у меня встали дыбом. Онда лукаво ухмылялся. Когда я сказала, что подумаю и напишу ему, он, ковыряя ногтем в зубах, со смехом ответил мне: «Если не захотите, ничего страшного».

Уставившись на меня, он ерзал на стуле туда-сюда, будто никак не мог найти удобное положение. Руки он держал под столом. Сначала я не поняла, чем Онда занимается. Он неестественно сгорбился, потом ухмылка постепенно сошла с его лица, и мне стало страшно от его взгляда. Глаза у него расфокусировались, так что я не понимала, на что именно он смотрит. Тут он вдруг опять улыбнулся и негромко проговорил: «Можно обойтись и только этим, ну вы понимаете… Есть люди, которые не могут прямо сказать, чего хотят. Им обязательно нужен повод. Волонтерством такого рода я тоже занимаюсь». После этого он одними губами произнес: «Там…» — и, улыбаясь все шире и шире, указал подбородком куда-то вниз. Стараясь сохранять видимость спокойствия, я несколько раз моргнула, а затем достала из кошелька тысячу иен и положила на столик. Неторопливо направилась к выходу. Толкнула дверь и, моментально взлетев по лестнице, помчалась в противоположном от станции направлении. Увидев аптеку, я тут же вбежала туда, прошла в самый конец торгового зала и затаилась за одним из стеллажей.

Мужчина в соседней кабинке все еще пел, немного отставая от мощного, тяжелого саундтрека. В другой кабинке высокий женский голос выводил мелодию, показавшуюся мне знакомой. Потом раздался смех. Сколько же лет я не была в караоке-клубах! Вроде бы коллега из книжного, когда уволилась, устроила отвальную в одном из них, но это было давным-давно. А ведь в юности, еще в Осаке, мы с Нарусэ иногда ходили вдвоем в караоке-клуб на Сёбаси. Мы были молоды, встречаться было особо негде, и на свиданиях мы просто гуляли по городу, ходили столько, что потом болели пятки. Единственным приютом для нас оказывалась караоке-кабинка: мы пили там горячий чай или кофе, ели карааге, говорили обо всем на свете… С музыкальным слухом у нас обоих было до обидного плохо, поэтому пели мы там редко, но бывало, что Нарусэ, отчаянно стесняясь, все же решался. Песня была одна и та же — Wouldn’t It Be Nice группы The Beach Boys. Во времена нашей юности музыка шестидесятых и семидесятых пользовалась большой популярностью, и мы с Нарусэ часто ее слушали. The Beach Boys ему нравились, и он старался петь как можно лучше, но все равно не поспевал за английскими словами, записанными на экране японской азбукой. К тому же тональность была для него высоковата, так что он срывался на фальцет, однако иногда ему удавалось изобразить что-то похожее на оригинал, и тут мы оба разражались хохотом. «Эту песню сочинил Брайан, но иногда мне кажется, что он прямо подслушал мои чувства», — вроде бы смущенно, а вроде и в шутку говорил Нарусэ.

Приподнявшись на диване, я взяла со стола планшет и набрала в поисковой строке — Wouldn’t It Be Nice.