Летние учения

– Теперь – укладывайтесь и спите.

Младшие паладины и кадеты послушно принялись укладываться на циновки, и кто-то спросил:

– А как же испытание?

– Это и есть испытание, – Кавалли выплеснул остатки отвара из котла в огонь. Взметнулось облако густого пара, тут же Филипепи черпнул маны и выпустил ее резким ударом, разогнав этот пар по всей площадке. Пар накрыл всех и каждый успел его вдохнуть. И они заснули, едва успев умоститься на узких циновках. Старшие паладины обошли площадку, вглядываясь в лица учеников, потом и сами разложили у погасшей жаровни по циновке и улеглись на них.

Глядя в звездное небо, Кавалли задумчиво проговорил:

– Что-то боюсь я… вдруг кто-то из них не сможет пройти испытание духа.

– С чего бы? – отозвался Филипепи, ворочаясь. – Смогут. Даже баран Джулио, я думаю. По-моему, он упертый, и правда как баран, ха. Упертый в хорошем смысле.

Чампа поерзал на своей циновке, вздохнул:

– Ему бы к этой упертости еще сообразительности чуть побольше. Лень он, к его чести, побороть сумел, хоть и под угрозой отправки в монастырь. Но соображает он, прямо скажем, не слишком хорошо.

Филипепи снял берет, сложил и сунул за пояс, положил руку под голову:

– Когда припекает – соображает он очень неплохо. Помнишь ведь историю с лабиринтом и сидом-соблазнителем? Джудо тогда сказал, что именно Джулио первым допер, что и как делать надо.

Чампа повеселел, хихикнул:

– Это да. Хотя, конечно, кровавые мозоли старинными железными панталонами он себе натер тогда такие, что два дня тренироваться потом не мог. Карло хоть сообразил поверх белья надеть… Андреа, знаешь, я думаю – зря ты боишься. Пройдут. Да и потом – хоть кто-то на твоей памяти испытание духа провалил?

– Бывало. Почти в каждом наборе бывает такое, просто ты еще молодой, у тебя это первые ученики, ты с этим еще не столкнулся… – Кавалли вздохнул. – Конечно, если кто не справится – значит, такова судьба. Но все равно мне тревожно. Они мне как дети... Да что – «как»…

– Это верно, – Филипепи все еще крутился на циновке, устраиваясь поудобнее. – Дети. Своих-то у нас нет и не будет… Тебе, Ринальдо, конечно, повезло, у тебя дочка есть. А у нас только ученики.

Мартиниканец невесело улыбнулся:

– Скажешь тоже – «повезло». Нет, конечно, в каком-то смысле повезло. Люблю я ее... А что до «повезло»… У нас ведь обычай договорных союзов ради детей не просто так до сих широко распространен. Мы все в довольно тесном родстве состоим, в старые времена не положено было брать супруга из другого царства, и даже сейчас на такое многие ревнители традиций косо посматривают. Вот старейшины и устраивают браки так, чтоб подобрать супругов из не слишком близких семей. И оставить потомство – обязанность каждого мартиниканца и мартиниканки, поэтому-то даже те, кто желает стать паладином, инквизиторкой или уйти в монастырь, должны перед тем выполнить свой долг. Если союз не брачный, а договорной, как у меня было и у Тонио с Эннио, то сыновья остаются в клане мужчины, а дочери принадлежат клану женщины. Так что моя Розалина – не Чампа, а Теночак. И я в ее воспитании вообще не должен был никакого участия принимать, это дело ее клана, а мне разрешили видеться с ней – и то счастье.

Андреа Кавалли на это сказал:

– Все равно я тебе завидую по-доброму. У меня вот только племянники... Зато много, целых пять – два мальчика и три девочки, – он повеселел. – И ученики, конечно же.

Он полез в карман и достал серебряную бонбоньерку. Выковырял из нее маленькую пастилку и сунул в рот.

– Пойду за ними, пригляжу. Вдруг что не так пойдет и кого-нибудь выводить придется. Все-таки они в первый раз…

Чампа протянул к нему руку:

– А знаешь, я пожалуй тоже. Давай и мне. Да и, может, кого из чаматланских встречу.

Получив пастилку, он ее разжевал, улегся поудобнее:

– Валерио, ты сам-то? Пойдешь?

Филипепи призадумался, потом сказал:

– Эх, ладно. И я пойду, хоть и не люблю я это дело… вечно мне там родня является... Но пойти надо. Что-то как-то я за Ренье опасаюсь, не было в нем уверенности в себе. Ясное дело, вмешаться мы не можем, но все-таки… Надо присмотреть.

Он достал свою бонбоньерку и вытряс из нее пастилку, раскусил.

– Ну, парни… с нами милость Девы. Спокойной ночи.

И все трое почти тут же и заснули.

Оливио

Этот сон отличался от обычных снов – это Оливио сразу понял. Странное было ощущение: всё вокруг реально и ощутимо, но в то же время ты знаешь, что спишь, и это происходит с тобой в каком-то другом плане бытия. А главное – что бы ты тут ни сделал и какие решения бы ни принял – ничего не отменится при пробуждении.