Летние учения

– Я Олаварри. Олаварри часто становились паладинами. Это, как мне кажется, куда более высокая честь, чем быть морским или флотским офицером. Мне не хотелось в армию или флот… И к дипломатической службе у меня тоже нет призвания, а все остальное ниже нашего достоинства. Поэтому мне не из чего выбирать, сеньор Валерио. Мои предки присягнули Фарталлео на верность и обещали им службу своих мужчин, пока существует наш род. Потому я здесь.

– То есть ты пришел сюда не по зову сердца, не из отчаяния, не ради того, чтобы служить Ей, а потому, что ты должен исполнить родовую присягу, так или иначе? Проще говоря – ради чести своей семьи?

– Ну, да, – кивнул Маттео, не понимая, к чему клонит наставник.

А тот показал на двор дома. Туда опять вышел Ренье, уже одетый в мундир. Рядом с ним стоял мужчина лет тридцати с небольшим, похожий на него, только волосы были темнее и коротко острижены. Две совсем юные девушки обнимали Ренье и лепетали что-то по-лютессийски, видно было, что им не хочется с ним расставаться.

– Посмотри. Я учил вас замечать детали, обращать внимание на одежду и всякие мелочи, по которым можно узнать о человеке многое. Что ты видишь?

Маттео послушно посмотрел, задумался.

– М-м… Ну… дом сельский. Наверное, обычный лютессийский селянский дом… Недавно оштукатуренный, трещин на стенах нет, значит, штукатурка свежая. Крыша сланцевым шифером крыта, по-моему, чинили ее недавно, места есть, где плитки немножко другие. Труба побелена. Забор меняли тоже не так давно… а вот стекла в окне мутные какие-то, наверное, очень старые. И мелкие. Хм… навозом не воняет, значит, ни лошади, ни коровы, ни свиней нет. Козы, кажется, есть, и куры, их слышно. Дом, кстати, маленький. На три комнатки, не больше, и даже мансарды нет. Соседние дома побольше… Хм… Мужчина одет просто, кожаный фартук известкой заляпан, сабо тоже. На стройке, наверное, работает. Девочки одеты по фартальской, а не местной моде, в ситцевые летние платья и кожаные туфли. А фартуки при том какие-то простецкие. Книги на столе лежат… по-моему, учебники, один, кажется, по геометрии. Белье на сушилке – мужское простое, грубое, заплатанное, а женское наоборот, из тонкого льна, целое и даже с какими-то кружевами и вышивкой.

– Довольно. Что ты можешь сказать об этой семье?

И тут до Маттео дошло, он очень смутился, хотя постарался этого не показать. Помолчал немного, потом сказал:

– Они не так давно переехали в пригород. Купили самый дешевый дом. Старший брат работает каменщиком, мне кажется, это должна быть очень тяжелая работа. На себе экономит, зато на сестер не жалеет. А девочки учатся, и явно уже не в обязательной трехклассной школе, там геометрию не изучают. А Ренье… тоже ничего для них не жалеет. Любит их, а они его.

– Это Лютессия, Маттео, – сказал Филипепи, тоже глядя на то, как Ренье со слезами обнимает сестер, потом надевает берет и уходит со двора. – Здесь у простолюдинов принято рано жениться и заводить семью. За мужчину старше тридцати замуж пойдет разве что вдова с детьми или дурнушка. На неженатых здесь смотрят почти как на извращенцев, даже на паладинов. Хм, особенно на паладинов… знал бы ты, какие похабные о нас здесь анекдоты ходят.

– Получается, Ренье и его брат ради младших сестер отказались от собственного семейного счастья… – Маттео вздохнул. – И выбрали себе такую, хм, незавидную долю в глазах соотечественников? Только ради того, чтобы их сестры получили хорошее образование?

– Сельская жизнь тяжела, особенно для женщины, Маттео. Если бы старший брат Ренье, а потом и сам Ренье женились, их сестрам пришлось бы нянчить их детей, помогать по хозяйству и работать от зари до зари, а потом выйти замуж за немолодых вдовцов и все так же работать от зари до зари и нянчить не своих детей. Печальная судьба младших селянских дочерей, оставшихся сиротами. Если бы их родители были живы, то девочки остались бы при них, их мужья бы вошли в их семью, а братья, наоборот, жили бы своими домами. Но семье Магри не повезло. И братья решили избавить их от такой судьбы. Как думаешь, жертва Ренье меньше твоей? Что выше – отдать себя служению ради чести своего рода или ради счастья своих родных?

Маттео сделалось стыдно за всю его спесь, какую он проявлял раньше к сотоварищам.

Тут к ним подошел Ренье:

– Сеньор Валерио? Маттео? Почему вы… тут?

– В мистических снах бывает всякое, Ренье, – сказал Филипепи. – Садись вот рядом.

Ренье послушно сел.

– У тебя хорошие сестры. И красивые, – тихо сказал Маттео. – М-м… я понимаю, почему ты решился ради них пойти в паладины.