Летний домик с бассейном

— Послушай меня внимательно, Юдит. Думаю, нам с тобой лучше всего некоторое время не встречаться. А может быть, и не некоторое время. Скорее, долгое время. До сих пор я тебя поддерживал, но теперь мне пора более-менее привести в порядок собственную жизнь. Слишком много всего произошло. Ты обо всем об этом вообще понятия не имеешь. И сейчас я никак не могу держать тебя рядом.

49

Через два дня мне позвонил доктор Маасланд. У меня в кабинете как раз сидела пациентка. Писательница, которая по причине неумеренного употребления красного вина выглядела лет на двадцать старше, чем на самом деле, — даже на обработанном в фотошопе портрете с задней страницы обложки последней ее книги она все равно выглядела лет на восемнадцать старше.

— Я могу перезвонить вам чуть позже? — спросил я. — У меня тут пациентка.

— Боюсь, что нет, доктор Шлоссер. Дело слишком серьезное.

В последние годы лицо писательницы стало стареть быстрее. Красное вино сушит кожу изнутри. Тут как с понижением уровня грунтовых вод. Влага уходит под кожу. И кожа сохнет. Умирает. Животные ищут места, где больше воды. Растения чахнут и умирают. Солнце и ветер гуляют на свободе. Земля трескается. Эрозия. Мелкий песок сошлифовывает поверхность еще больше.

— Вы сумели отыскать биопсию? — спросил я у доктора Маасланда. — Ту, что я вам направлял. Странно все-таки, что подобные вещи приходится разыскивать.

Но том конце линии послышался вздох. Так вздыхают специалисты, когда вынуждены растолковывать домашнему врачу какую-то сложность. Которую простой домашний врач не уразумеет.

— До этого у нас руки еще не дошли, да и дело сейчас не в этом. Вчера мы произвели вскрытие тела господина Мейера и пришли к однозначному выводу, что некто, очевидно вы, доктор Шлоссер, брал биопсию из бедра господина Мейера.

— Так я же и говорил об этом все время.

— Позвольте мне закончить, доктор Шлоссер. Речь о том, что было изъято слишком много ткани. Со слишком большого участка. Хотя каждый врач обязан знать, что, во-первых, при малейшем подозрении на такое серьезное заболевание лучше вообще ничего не изымать. Сначала необходимо посмотреть, сколько в крови белых кровяных телец, и лишь после этого можно взять биопсию. Это знает каждый первокурсник, доктор Шлоссер.

— Я полагал, что имею дело с жировиком, — сказал я. — Учитывая привычки господина Мейера касательно еды, это было вполне вероятно.

— Ваша жесткая манера резать, весьма вероятно, привела к тому, что злокачественные клетки попали в кровоток. И с той минуты шансы у господина Мейера свелись к нулю. Я незамедлительно уведомил об этом соответствующие инстанции. Обычная процедура потребовала бы недель и месяцев, однако, принимая во внимание серьезность дела и тот факт, что на карту поставлено и доброе имя нашей больницы, они нашли возможность рассмотреть дело как можно скорее.

— Они?

— Медицинская дисциплинарная коллегия. Вас ждут там в следующий вторник, в девять утра.

Я улыбнулся писательнице, которая начала выказывать признаки нетерпения и заерзала в кресле.

— Вторник на следующей неделе… — сказал я. — Но в пятницу похороны. Я думал…

— Доктор Шлоссер, надеюсь, мы хорошо понимаем друг друга. Полагаю, для семьи ваше присутствие на похоронах не слишком важно. Во всяком случае, после того как мы ознакомим их с результатами нашего исследования.

— И когда это произойдет? Стоит ли так спешить? Ведь окончательное решение еще не принято? Оно будет только во вторник? А может быть, и позже? Может быть, Дисциплинарная коллегия захочет детально изучить результаты?

Я понимал, что задаю разом слишком много вопросов. Нервничающие люди задают разом слишком много вопросов. Но я не нервничаю, внушал я себе. Просто никогда не произносил слова «Дисциплинарная коллегия» в присутствии пациента.

На другом конце линии опять послышался глубокий вздох.

— Мы всегда высылаем свои отчеты почтой. Это единственное, что я могу для вас сделать. Мы обязаны известить семью, но, делая это почтой, все же придерживаемся регламента, хотя соответствующий врач получает день отсрочки. Считайте это жестом помощи со стороны коллег, Марк.

50

— Это Херцл.

Человеческий голос не стареет. Даже не назови он свое имя, я бы из тысяч других узнал голос своего давнего преподавателя медицинской биологии.

— Профессор Херцл, — сказал я, — как поживаете?

— Думаю, лучше сначала мне спросить об этом у тебя, Марк. Ты один? Можешь говорить свободно?

Я действительно сидел один у себя в кабинете. В коридоре было против обыкновения много народу: минимум четверо пациентов дожидались, когда я одного за другим приму их, но мне пока не хотелось ими заниматься, пусть немного посидят.

— Я один.

— Прекрасно. Не сочти за обиду, но я сразу перейду к делу, Марк, не стану ходить вокруг да около. Мне бы хотелось, чтобы ты сперва выслушал меня, а потом, когда я закончу, задал вопрос. Как раньше, на лекциях. Не возражаешь?

— Нет.