Летний домик с бассейном

— Погоди, я еще не закончила. Именно это для меня больнее всего. Как они смотрят на тебя. Временами я спрашиваю себя, замечаешь ли ты сам их взгляды. Я замечаю. Они смотрят на тебя свысока, Марк. В глубине души считают просто глупым докторишкой. Он же ничтожество, не способен писать скверные картины, которые никто не покупает. Не клянчит деньги на очередной никому не нужный омерзительный спектакль или убогий фильм. Я замечаю это буквально во всем. Также и в том, как они смотрят на меня. Я для них, разумеется, еще ничтожнее, чем ты. Жена доктора. Полный ноль. «Можно ли опуститься еще ниже?» — так они думают и быстро озираются по сторонам, нет ли поблизости кого поинтереснее. Чем быстрее отделаешься от этой занудливой докторской жены, тем лучше.

— Каролина, нельзя же себя так…

— Помолчи. Я не закончила. Придется послушать еще немного. А потом я вообще не стану об этом говорить. Вообще не стану. Обещаю.

Я отобрал у Каролины сигарету, прикурил от нее свою.

— Слушаю.

— Просто мне больше невмоготу терпеть. Вернее, я могла терпеть, пока ты в глубине души был уверен, что выше их. Но так ли это сейчас? Ты по-прежнему чувствуешь, что стоишь выше их, Марк?

Я задумался. О том, чтó чувствую в глубине души. И я знал ответ. Частенько воображал себе это в минуты, когда мне становилось невмоготу. Что именно утратится, если сделать им всем укол, фантазировал я в подобные минуты. Какие фильмы, которые, по выражению одного из моих пациентов, «непременно нужно снять», останутся в таком случае не сняты? Какие полотна не созданы? Какие книги не написаны? Словом, вправду ли что-нибудь утратится? Заметим ли мы утрату?

Порой, когда один пациент вышел, а другой еще не вошел, я на полминуты оставался в кабинете наедине с собой. И представлял себе, как это произойдет. Я стану вызывать их одного за другим. Левая рука? Правая? Закатайте рукав! Маленький укольчик, совсем не больно. За неделю покончу с этой работенкой. Замыслы фильмов отправятся в холодильник. Спектакли отменят. Книги не будут написаны. Что-то и вправду окажется утраченным? Или быстро одержит верх облегчение?

— Ты что смеешься? — спросила Каролина.

— Да так, подумал, что, если бы они все исчезли, — сказал я. — Мои пациенты. Мне бы пришлось заводить новую практику, вот что я имею в виду. Повесить на дверь объявление: отныне мы принимаем только нормальных людей. Людей, которые с девяти до пяти работают.

Я затянулся сигаретой, вдохнул дым. Приятное ощущение. Как в первый раз. В первый раз на школьном дворе. И как в первый раз, я закашлялся.

— Осторожно, Марк, — сказала Каролина. — Ты ведь отвык.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что я-де уже не стою выше их? Почему ты так думаешь?

— Не знаю, по-моему, все началось после твоего знакомства с Ралфом Мейером. Ты… ты чуть ли не восхищаешься им. Раньше ты никогда пациентами не восхищался. Считал все это кошмаром. Премьеры, на которые приходится ходить. Твердил, что это бесполезная трата времени.

Я опять затянулся сигаретой. На сей раз осторожнее, чтобы не раскашляться.

— Ну, «восхищение», пожалуй, слово слишком громкое, но ты никак не можешь утверждать, что Ралф ничего не умеет. Он все же не чета многим другим так называемым артистам, которые мнят себя ужасно интересными. Он действительно хороший актер. Ведь и тебе понравился. В «Ричарде Втором».

— Да, конечно, понравился. Несмотря на его мерзкий характер. Что ни говори, талант и поведение в частной жизни — вещи разные, как мне кажется. Но я имею в виду другое. Не столько то, что ты восхищаешься его талантом, сколько то, что тебе, похоже, интересна их жизнь. Кое-что я заметила еще на садовой вечеринке. А теперь вот снова. Сколько усилий ты приложил, чтобы выискать кемпинг неподалеку от них! И с какой охотой ухватился за идею разбить палатку у них в саду! Сознательно ли, нет ли, но ты слишком уж рвешься в их компанию. Мне это странно. Ты же не такой, Марк. Не был таким. Это не тот Марк, которого я знаю. И не тот Марк, которым я восхищаюсь… восхищалась. Тот Марк никогда в жизни не стал бы проводить отпуск на даче своего пациента. Пусть даже знаменитого актера. Тем более не стал бы, если актер знаменитый.

Я услышал звук палаточной молнии. Ее открывали, короткими рывками. Лиза, в пижаме. Трет заспанные глаза.

— Вы ссоритесь? — спросила она.

Я протянул руку, привлек дочку к себе.

— Нет, милая. Мы не ссоримся. С чего ты взяла?

— Вы так громко разговариваете. Не даете спать.

Я обнял ее за талию, прижал к себе. А Лиза положила руку мне на голову, провела ладошкой по волосам.

— Папа!

— Что, милая?

— Ты куришь!

Истинктивно я хотел было затоптать сигарету, но это бы лишь усилило впечатление, что меня поймали с поличным.

— Ты же бросил? — спросила Лиза.

— Да.

— Тогда зачем куришь?

В темноте я видел, как горящий кончик Каролининой сигареты метнулся вниз и тотчас погас.

— Да так, один разок. В порядке исключения…

— Курить нельзя! Это очень плохо. От курения можно умереть. Я не хочу, чтобы ты курил, папа. Не хочу, чтобы ты умер.

— Я не умру, милая. Смотри, я тушу сигарету.