Летний дождь

«У второклассников муравьишек была учительница Бабочка. Она была очень красивая. То-оненькая! Глазки у нее — черные-черные. Крылышки ярко-рыженькие, а по краям будто что кружева черные пришиты. Муравьишки очень любили свою учительницу Бабочку. А она их не любила. Особенно одного муравьишку. За то, что он задавал ей много лишних вопросов, а она не знала, как на них отвечать…»

Щеки Натальи Юрьевны вспыхнули, дышать вдруг стало трудно: таким обидным намеком показалось ей сочинение Саши, «…потому что, — читала она дальше, — учительница была совсем еще молодая бабочка и многого не знала, как и второклассники муравьишки…»

Кроме слова «муравьишка», в сочинении не встретилось больше ни одного опорного слова, а это, единственное, было трижды написано с разделительным твердым знаком, и Наталья Юрьевна влепила Саше жирную двойку. Да еще написала красными чернилами: «Правила правописания разделительного мягкого и твердого знаков не знаешь!»

Она убрала проверенные тетради в стол, остальные засунула в сумку: проверять больше не хотелось.

«Всё! — сказала она себе, надевая перед зеркалом плащ и пристально себя рассматривая. — Всё! Сейчас же поеду в городскую библиотеку и наконец изучу этих бабочек! Я ему завтра прочитаю лекцию и про бабочек, и про стрекозок! Он у меня узнает, что они едят и на завтрак, и на обед, и на десерт! Вот наглец! А я его еще пожалела. И про отца — все врет! Маленький, а какой вредный!..» Но и одновременно было приятно помнить: «У муравьишек была молодая красивая учительница Бабочка…» «Это он про меня, что ли? Чертенок… Красивая… Кабы красивая была, так…»

Не успела она еще о нем и подумать, как он остановился рядом, спросил негромко:

— Вы домой, Наталья Юрьевна?

— Нннет, — от волнения она не сообразила, что надо было сказать физику: мол, да-да, домой! Ведь они живут на одной улице. — Нет, — сказала она ровным голосом, будто была к этому человеку совершенно равнодушной. — Ннет, я еду в городскую библиотеку, надо позаниматься в читальном зале.

— Правда? — обрадовался физик. — Представьте, и мне — ну просто необходимо в читальный зал! Поехали вместе?

«Кажется, начинается, — испугалась Наталья Юрьевна, — только бы не вздумал сегодня объясняться». Она чувствовала, что еще не готова к такому. Ей пока нравится сталкиваться с ним в коридорах школы, возвращаться иногда вместе домой.

Физик шел рядом, помахивая беспечно дипломатом, поблескивал на осеннем ласковом еще солнышке очками и весело рассказывал:

— Получил сегодня в десятом записку: «Прочитайте сонет Шекспира № 10. Ответ — желательно тоже сонет — найдите способ прочитать на уроке…» Каково, а?

— Смелая девочка! — усмехнулась Наталья Юрьевна и подумала: «Что удивительного? Десятый класс… Давно ли…»

Она с детства увлекается стихами. И раньше, пока не работала в школе, почти каждый вечер, на сон, читала их и учила наизусть. Этот сонет она тоже помнит.

По совести скажи: кого ты любишь?
Ты знаешь, любят многие тебя.
Но так беспечно молодость ты губишь,
Что ясно всем — живешь ты, не любя…

Сперва физик хохотал, потом, слушая дальше, примолк, будто и не замечая, что идет рядом с девушкой, читающей ему эти строки.

— Как хорошо! Как хорошо! — только и повторял он. И непонятно было, что он имеет в виду, когда восклицает это «хорошо!»: сонет Шекспира, то, что получил записку от ученицы, или то, как прочитала стихотворение Наталья Юрьевна.

— Может, вы и ответ мне поможете выбрать? — спросил он.

— Нет уж! Ответ вы должны сами…

— Да, посижу, почитаю — так и быть! Не хочется выглядеть перед ними ханжой. А с Шекспиром — здорово у вас. И все — сколько их там? — все помните?

— Нет, конечно, не все сто пятьдесят четыре, но многие. Я ведь филфак закончила, что удивительного, — скромничала она.

— Филфак? А почему же работаете с малышами? Ведь с ними в сто раз, наверно, труднее! Они все — почемучки!

Наталья Юрьевна взглянула на него благодарно: как он все понимает!

— Так случилось. Не было мест… а мне надо было в городе устроиться…

— Вы замужем?

— Нет, мама больна…

И она собралась рассказать ему всю эту историю с Сашиной бабочкой, не боясь показаться незнайкой, но он сказал:

— Да, вам не позавидуешь. Моему сынишке всего три с половиной, а уже начинается: сто ето? Посему ето? На днях жена читает ему из какой-то книжки про девочку, которая бежала в школу и ела на ходу бутерброд, а он спрашивает: «Бутебот с икой?» Вот такой юморист растет!..

Наталья Юрьевна онемела, окаменела. Померкли вмиг, повыгорели краски такой только что яркой и ласковой осени. Наступила долгая-долгая пауза.

— Вы знаете, — больным каким-то, будто и не ее совсем голосом сказала Наталья Юрьевна, когда показался из-за поворота автобус. — Я вспомнила: мне должны звонить сегодня в три…

И она пошла от него. Приостановилась, посоветовала:

— А вы бы надели кольцо, девочки бы и перестали писать вам…