Летний дождь

Жест, конечно, широкий. Ехать за границу. Триста километров. Дорога – то яма то – канава. Ещё – таможня. В Актюбинске гаишники: – А… Российский номер?.. Куда едешь, что везёшь?..

– Ладно, – ответил я Даньке.

Но поехал в следующий раз на машине сына, по доверенности. Всё-таки просить Даньку было неловко.

И вообще потом всё почти забылось.

А потом я вышел на пенсию, уехал в город, и Данька, и моя работа, и Чилисай оказались далеко в прежней жизни.

Я чаще стал бывать в Актюбинске. Друзья, родственники. Город, всё ещё любимый. Знакомый до слёз.

Иду как-то по этому городу, а возле меня притормаживает тёмно-зелёная иномарка «Волга». Редко можно увидеть такое корыто в Актюбинске. Улицы забиты японскими, немецкими, американскими машинами.

А тут – «Волга». И ещё – такая знакомая!.. Ну, точно! Данька! Выходит из машины, кидается ко мне и – ну, обниматься, ну, целоваться!

– Иваныч, ты откуда?! Я думал, что ты уже давно помер, потому что на пенсию ушёл и тебя давно не видно. А ты живой и ещё по заграницам разгуливаешь!..

Ну, это мне скорее нужно было удивляться.

Откуда россиянин Данька в Актюбинске, что ему тут надо?

– Ладно, Иваныч, потом, потом! Поехали ко мне! Сейчас беспармак, водка, пельмени!..

– Подожди, не гони лошадей… Какая водка? Ты чего вообще тут делаешь?..

– Потом, Иваныч, потом!..

Втискивает меня в свою долбаную иномарку, жмёт на газ – и мы едем. Мы едем… к вокзалу…

Знакомый переулочек. Нет, не может быть!..

Чего не может? Конечно, может.

Данька подъезжает к дому, где я уже когда-то был с Жамандыком. Более того – он ведёт меня в ту же самую квартиру!

Всё равно не может быть!

А, впрочем… Ну, конечно!.. Что тут необычного? Видимо, решил Данька заняться бизнесом, мотается теперь между Россией и Казахстаном и… Клара… Наверное, это всё-таки она?..

Данька подхватывает мои мысли: – Она, она! Проходи, Иваныч, раздевайся!..

Вообще-то мне несколько неловко. В последний раз я сюда заходил, насколько мне помнится, по приглашению другого господина.

Да, ладно. Чего уж там. Все свои.

Обстановка в квартире почти не изменилась. На серванте, вместо стихов Жамандыка, красовалась фотография Даньки. В каске и в спецовке газовика.

– Клара, это Иваныч, Александр Иванович, помнишь, я тебе рассказывал?

Восточная женщина утвердительно промолчала.

А я всё никак не мог определиться, в какой степени родства на настоящий момент приходится мой Данька нашей с ним землячке Кларе? Вторым любовником? По тому, как себя Данька вёл, предположить можно было, что даже – первым.

А куда делся великий поэт Жамандык? Или – у них график? Пока Данька в разъездах, у Клары перебирает кораллы Жамандык. Приезжает Данька и ждёт, выглядывая, в кустах, когда Жамандык уберётся, и когда непризнанный пока классик побежит к себе домой с пустыми тестикулами исполнять супружеский долг?

Выходит из кустов, отряхивается и стучится в квартиру к освободившейся женщине?..

Звонит ли ему Данька, когда оставляет Клару одну?

– Иваныч, знакомься, это – моя жена Клара…

Ни фига себе! (Я эту фразу даже с нецензурным словом подумал).

А история последних лет Данькиной жизни выглядела так.

Он-таки выбрался в Актюбинск. Не стал дожидаться, пока туда соберусь я, пока попрошу его составить мне компанию.

В Актюбинске не стал ходить по рынкам, где, как рассказывали, полно китайских товаров и всё дешевле, чем в России раза в два, а то и в три.

Через адресное бюро нашёл Сармутдинову Клару. Она жила недалеко от вокзала.

Единственный магазин, в который он зашёл, был цветочный.

Накупил роз.

Пошёл по указанному адресу.

Дверь открыла Клара.

Данька протянул ей розы, и она их приняла. Потом они у неё рассыпались. Потому что Клара кинулась к нему на шею, плакала, смеялась и долго-долго не разжимала рук. Они оба, целуясь, медленно опустились на пол тут же, в прихожей. Руки торопились. Изголодались по прикосновениям. Кажется, Данька сразу начал Клару раздевать. Что там было раздевать – домашний халатик – и всё.

Данька даже не спросил – есть ли кто дома? Они любили друг друга тут же, на половичке, в прихожей. Потом – в зале, когда разделись совсем. Потом – уже немного успокоившись, уже так, чтобы провести рукой, руками по волосам, задержать глаза в глазах – под тёплым дождём – в душе.

В кровати уснули, не расплетая ног. Проснулись – как будто из сна обратно в сон – не веря своим глазам. Конечно – опять… Как долго не виделись!.. Как долго не…

Потом, уже потом почувствовали, что, оказывается, и от любви можно устать. И что надо бы перекусить. Нет – поесть! Хорошо, поесть вкусно, с удовольствием! Поесть вместе, впервые вместе. Почему-то чуть этого стесняясь…

Господи! – думал я, – Даньке уже за пятьдесят. А он такие вещи рассказывает, как будто мальчишка, и у него вообще женщина случилась впервые в жизни.

Да и Кларе не четырнадцать…

– Знаешь, Иваныч, я себе обрезание сделал. – Это Данька мне стал рассказывать уже после того, как я узнал, что больше он никуда от Клары не уехал. Про жену забыл. А дети у него большие. Внуки уже большие.