Летний остров

– Поздно. Я уже сказала, что ты здесь. Придется подойти, она ждет.

Нора проехала на кухню и взяла трубку:

– Привет, Ди.

– Нора? Слава Богу, что я вас нашла! На ваш стол только что поставили целый ящик писем. Я ничего не могла с этим поделать. Позвонил Том Адамс и пригрозил, что, если я сегодня же не перешлю их вам, меня уволят. – Ди шмыгнула носом. – Нора, мне нужна эта работа. Я знаю, вы бы меня не уволили, но если… в общем, вы понимаете.

Нора вздохнула:

– Если я потеряю работу… Прекрасно понимаю. Ладно, пересылай, я продиктую адрес.

– Том хочет, чтобы они ушли сегодняшней авиапочтой.

– Разумеется. Для Тома все должно быть сделано мгновенно.

– Ты читала эти письма?

– Э-э… некоторые.

– Норе стало не по себе.

Ну и как?

– Ужасно! Тут некоторые стали давать интервью «желтой прессе»… они говорят жуткие веши… а одна дама из Айовы вчера вечером выступила по телевидению и сказала, что подает на вас в суд. Обвинение какое-то нелепое – «фальшивый совет» или что-то в этом роде.

Нора покосилась на Руби: та беззастенчиво подслушивала.

– Ладно, Ди, отправляй письма.

– Я собиралась прислать вам еще выборку «Лучшие письма», может, вы захотите взять кое-какие письма оттуда.

– Хорошая мысль.

Ди вздохнула:

– Я так и знала, что вы продолжите вести рубрику.

– Говорят…

– Не волнуйся, Ди, – перебила Нора, – я прослежу, чтобы о тебе позаботились. И спасибо за все! До свидания.

Она повесила трубку. Ей хотелось обратить все в шутку ради Руби, но она знала, что не хватит сил.

– Нора?

Она медленно подняла голову. Руби стояла возле холодильника, скрестив руки на груди. Забытая чашка кофе остывала на столе.

– Что случилось?

– Мой босс из газеты рассчитывает, что я отвечу на не которые… скажем так, нелестные письма читателей.

– Что ж, это твоя работа.

Нора промолчала, Руби все равно бы не поняла. Она не знает, каково это – жаждать признания, нуждаться в нем и чувствовать себя невидимкой, когда его нет. Даже хуже, чем невидимкой.

«Одна дама из Айовы подает в суд… фальшивый совет…» Нора закрыла глаза и потерла переносицу.

– Представляю, как обрадуется Дэвид Леттерман.

Два дня Нора могла не думать о том, что ее тайна раскрыта, что вокруг нес разгорелся скандал общенационального масштаба. Больше у нее такой возможности нет.

На лестнице послышались шаги Руби: она поднималась к себе. Нора вздохнула с облегчением. Но через минуту Руби уже вернулась и тронула мать за плечо:

– Нора?

Нора открыла глаза. Руби держала в руке газету.

– Я купила это вчера возле магазина. Наверное, тебе стоит прочитать, что они о тебе пишут.

Нора уставилась на первую полосу. В углу красовалась ее собственная фотография – крупная, зернистая от большого увеличения.

Снимок был сделан в прошлом году на вручении премии «Эмми». Кто бы знал, как Нора ненавидела эту фотографию! На ней она выглядела круглолицей, а глаза почему-то казались косыми.

Она взяла лист из рук Руби, пробежала глазами текст и, бессильно уронив газету на пол, глухо сказала:

– Все кончено.

Руби нахмурилась:

– Ерунда! Ты пройдешь через это. Посмотри на Монику Левински – она теперь торгует дорогими сумочками. В прошлом году присутствовала на церемонии вручения «Оскара».

– А та дурочка, которая вышла за миллионера, получила от «Плейбоя» целое состояние.

– Спасибо за подобные сравнения, ты меня очень утешила.

– Я только хотела сказать…

– Руби, ты слишком молода, чтобы понять. Моя карьера окончена. Я не собираюсь отвечать ни на одно письмо. Я буду прятаться здесь до тех пор, пока вся эта муть не осядет.

– Разразится следующий скандал, и обо мне забудут. Я просто исчезну.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Нет.

– Но у тебя слава…

– У меня дурная слава, это не одно и то же.

– Если выбрать правильную тактику, ты.. – Руби, ты нс знаешь моей работы. Я никогда не возводила стену между собой и читателями. В свои ответы незнакомым людям я вкладывала собственные мысли и чувства.

– Вот почему они мне верили – чувствовали мою честность.

Руби скептически изогнула брови:

– Судя по газетам, ты писала в своей рубрике, что веришь в брак. Это называется честность?

– Я действительно верю в брак. И в любовь, и в семью, и в преданность. Просто мне… я в этой области оказалась неудачницей.

Ответ, казалось, удивил Руби.

– Неудачницей? Странное слово ты употребила.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь охарактеризовал мой опыт материнства как успешный.

– Согласна. Но я не ожидала, что ты видишь это в таком свете. То есть считаешь своей неудачей.

Наконец-то они подошли к действительно важной теме.

– А как, по-твоему, я к этому относилась? – мягко поинтересовалась Нора.

Руби нахмурилась:

– Я думала, в том, что ты нас бросила, ты видишь… свой успех. Ты так мастерски это проделала – словно бросила ненавистную работу. Может, тебе не хватало денег, но ты могла гордиться, что хватило смелости все бросить.

– Я собой не гордилась.

– Почему? – шепотом спросила Руби. – Почему ты это сделала? Разве нельзя было одновременно и растить детей, и делать карьеру?

Нора вздохнула. Вопрос дочери предполагал разные варианты ответа, но она была слишком подавлена, чтобы выбрать правильный. Поэтому сказала первое, что пришло в голову: