Но Нора лишила себя этой возможности. Она приехала на свадьбу старшей дочери, но фактически ее там не было. Ее пригласила Кэролайн, отвела матери место за столом, который стоял близко и в то же время в стороне. Он предназначался для почетных гостей, но не для родственников. Нора понимала, что в этот особый день она служит для дочери лишь деталью обстановки, не менее, но и не более важной, чем, к примеру, цветочные композиции. Однако Нора, потерявшаяся в пустыне собственной вины, была благодарна Богу даже за это. Она миновала толпу гостей, поцеловала старшую дочь в щеку, прошептала: «Я люблю тебя» и пошла дальше. Было много вопросов, которые тогда она не позволила себе задать, но сейчас, глядя па свадебную фотографию, не могла оставаться равнодушной.
Кто играл роль матери невесты в этот знаменательный день? Кто пришивал к свадебному платью бусинки, которые вечно отлетают в самый ответственный момент? Кто покупал вместе с ней то баснословно дорогое белье, которое она больше никогда не наденет? Кто в последние минуты ее девичества шептал. «Я люблю тебя»?
Нора отдернула руку. Послышался шорох переворачиваемой страницы, и она заставила себя открыть глаза.
Руби засмеялась, показывая пальцем на общую фотографию.
– Хочу, чтобы ты знала: я больше никогда не надевала это платье.
– Да, и домой ты тоже больше не приезжала, – парировала старшая сестра.
Улыбка младшей поблекла.
– Я собиралась.
Кэролайн грустно улыбнулась:
– Эти слова можно провозгласить девизом нашей семьи. – Она быстро перевернула очередную страницу. – А это фотографии, сделанные во время свадебного путешествия. Мы провели медовый месяц на острове Кауи.
Кэролайн бережно дотронулась до глянцевой бумаги, и Нора заметила, что у нес снова дрожат руки. Она тихо заметила:
– Вы выглядите такими счастливыми…
Кэролайн повернулась, и Нора увидела грусть в глазах дочери.
– Мы и были счастливы.
Нора все поняла.
– Ах, Каро…
– Хватит с нас снимков медового месяца, – заявила Руби. – Показывай, где твои дети.
Кэролайн пролистала еще несколько страниц со снимками солнца, моря и песка и остановилась. На следующей фотографии была запечатлена больничная палата, украшенная воздушными шарами и букетами. В кровати лежала Кэролайн в белой ночной рубашке с оборками. Ее волосы – редчайший случай! – были растрепаны. Она устало улыбалась, держа на руках крошечного красного младенца, завернутого в розовую пеленку.
Здесь она наконец-то улыбалась искренне. Ее лицо озарялось неким внутренним светом.
Норе следовало видеть эту улыбку воочию, не только на фотографии, но она не видела. Она, конечно, навестила Кэролайн в больнице, принесла ей кучу дорогих подарков, обсудила, как прошли роды, высказала свое восхищение очаровательной новорожденной… и ушла. Произошло чудо рождения нового человека, но и теперь они так и не поговорили по-настоящему.
Когда Кэролайн поняла, что ужасно боится материнства, Норы не оказалось рядом. Кто сказал молодой матери: «Все нормально, Каро, Бог для того тебя и создал»? Никто не сказал.
Нора зажала рот рукой, но поздно: у нес уже вырвался тихий всхлип, по щекам потекли горячие слезы. Она пыталась выровнять дыхание, но оно вырывалось из груди короткими резкими толчками.
– Мама, что с тобой? – спросила Кэролайн. Нора не посмела встретиться с ней взглядом.
– Извини… – Она хотела добавить «за то, что я плачу», но не договорила.
Кэролайн молчала. Лишь когда на страницу упала капля, оставив след рядом с фотографией Дженни в плетеной колыбельке, Нора поняла, что дочь тоже плачет. Она накрыла холодные неподвижные пальцы Кэролайн своей рукой:
– Мне очень жаль.
Кэролайн наклонила голову, волосы упали на лицо.
– В тот день мне больше всего тебя не хватало. – Она судорожно рассмеялась. – У моей свекрови командирский характер. Она влетела в дом, как вихрь, и так же быстро унеслась, оставив список распоряжений. – На страницу упала еще одна слезинка. – Помню самую первую ночь дома. Дженни лежала рядом со мной в кровати, и то и дело дотрагивалась до нее, трогала крошечные пальчики, гладила нежную щечку и представляла, что утром увижу, как ты стоишь рядом и говоришь: «Все будет в порядке, бояться нечего». – Она подняла голову и посмотрела на мать, ее глаза окружал ореол размазанной туши. – Но я всегда просыпалась одна.
– Ах, Кэролайн… – только и могла выдавить из себя Нора.
– Я пыталась вспомнить молитву, которую ты читала, чтобы отогнать мои ночные страхи. Знаю, это глупо, но мне почему-то казалось, что, если я сумею ее вспомнить, все будет хорошо.
– «Лунный свет, яркие звезды, защитите мою малышку от ночи». – Нора робко улыбнулась. – Каро, во всей вселенной не хватит слов, чтобы передать, как я сожалею о том, что сделала с тобой и Руби.
Кэролайн наклонилась к матери и позволила себя обнять. Норе почудилось, что у нее разрывается сердце. Она плакала так сильно, что начала икать, потом выпрямилась и посмотрела на Руби, сидящую рядом с сестрой. Руби побледнела, губы сжались в тонкую линию, только глаза выдавали чувства: они блестели от непролившихся слез.
– Нам нужно выпить, – решительно изрекла Руби и встала.