Летний Рыцарь. Лики смерти

Мне еще ни разу не приходилось видеть «Ригли» с пустыми трибунами. Для стадиона это как-то неестественно. Сюда приходишь вместе с оравой людей, и на твоих глазах что-то происходит. На этот раз возвышавшийся посреди акров пустых стоянок стадион еще более, чем когда-либо, напоминал огромный скелет. В пустых трибунах гулял, посвистывая, постанывая и подвывая, ветер. Сгущались сумерки, и по асфальту стоянок тянулись паучьими лапами тени от незажженных фонарей. Тьма сгустилась в арках и входах стадиона, отчего они напоминали пустые глазницы.

— Ну, хоть вид у него не такой призрачный, — хмыкнул я.

— Что дальше? — поинтересовалась Сьюзен.

Еще одна машина свернула к стадиону следом за нашей. Я узнал ее, потому что уже видел ее на стоянке рядом с «Макэнелли» вчера вечером. Отъехав от нас футов на пятьдесят, она затормозила и остановилась. Ортега вышел из машины и, не закрывая дверцы, нагнулся, говоря что-то водителю — смуглому мужчине в темных очках. На заднем сиденье находились еще двое, но разглядеть их я не смог. Готов поспорить, все трое из Красной Коллегии.

— Нам нельзя подавать виду, будто мы боимся, — буркнул я и вышел из машины.

Я не смотрел на Ортегу, но захватил с собой посох, оперся на него и принялся разглядывать стадион. Ветер хлопал полами моего плаща, время от времени показывая кобуру у меня на поясе. Тренировочные штаны я сменил на темные джинсы, сверху надел черную шелковую рубаху. Кажется, древние монголы — а может, кто-то еще — носили шелковые рубахи, потому что стрелы входили в тело вместе с тканью, и это позволяло выдернуть зазубренный наконечник из раны, не вынув при этом собственных потрохов. Я не рассчитывал на стрелы с зазубренными наконечниками… впрочем, ожидать можно было что-нибудь и похлеще.

Сьюзен тоже вышла из машины и остановилась рядом со мной. Ветер трепал ее волосы так же, как мой плащ.

— Что ж, очень мило, — шепнула она, почти не открывая рта. — У тебя очень грозный вид. Ортегов водила только что штанов не намочил от страха.

— Тебя слушать — сердце радуется.

Так мы постояли с минуту, пока до нас не донеслось ритмичное уханье — не иначе, одна из тех жутких басовых стереосистем, которые так любят ставить себе в тачки всякие недоумки. Уханье становилось все громче, потом завизжали покрышки, и на стоянку зарулил Томас в шикарной белой спортивной машине. Не той, что я видел у него накануне. Машину он остановил поперек разметки. Он вырубил стерео и вылез из салона; следом за ним выплыло небольшое облачко дыма. Явно не сигаретного.

— Паоло! — вскричал Томас.

Сегодня на нем были голубые джинсы в обтяжку и черная футболка с Баффи — Истребительницей Вампиров. Незавязанный шнурок на одном из его башмаков волочился по асфальту; в руке он держал бутылку виски. Он приложился к бутылке, сделал большой глоток и, виляя, двинулся через стоянку к Ортеге.

— Промочишь горло? — предложил он Ортеге, пошатнувшись.

Тот молча выбил бутылку у него из рук, и она хлопнулась об асфальт.

— Во, блин, — прокомментировал Томас, пошатнувшись еще раз. — Привет, Гарри! Привет, Сьюзен! — Он помахал нам, едва не упав при этом. — Я… ик!.. хотел предложить и вам тоже, но этот чувак все расплескал, ко всем чертям.

— Может, в другой раз, — сказала Сьюзен.

В одном из туннелей, ведущих со стадиона на стоянку, показался голубой огонек, и из него выехало нечто среднее между микроавтомобилем и тележкой для гольфа с синей мигалкой на крыше. Сидевший за рулем Кинкейд кивнул на заднее сиденье:

— Садитесь. Остальные уже ждут.

Мы подошли к машине одновременно. Ортега сделал движение, чтобы сесть, но я жестом остановил его.

— Пропустите даму, — негромко произнес я, помогая забраться Сьюзен.

Следом за ней уселся я, а уже за нами разместились Ортега с Томасом. Томас сразу же нацепил на голову наушники и принялся трясти подбородком — судя по всему, в ритм музыке. Кинкейд тронул машину с места.

— А где старик? — спросил он через плечо.

— Его нет, — ответил я и ткнул пальцем в сторону Сьюзен. — Замена со скамейки запасных.

Кинкейд перевел взгляд с меня на Сьюзен и пожал плечами.

— Ничего у вас скамейка, — заметил он.

По темным коридорам он провез нас на поле стадиона. Для меня до сих пор остается загадкой, как он ориентировался в этом лабиринте, в то время как я, например, не видел почти ничего. На поле тоже царила темнота: прожекторы выхватывали только позицию подающего, первую и третью базы. Кинкейд остановил машину у позиции подающего.

— Все на выход, — объявил он.

Все вышли. Кинкейд отогнал машину к другому туннелю.

— Они здесь, — негромко произнес он.

Из тени выступила на свет Архив с резной деревянной шкатулкой в руках. Сегодня на ней было простое темное платьице без кружев и бантиков, зато с серым капюшоном, застегнутым серебряной брошью. Она все еще казалась совсем маленькой хорошенькой девочкой, но что-то в ней выдавало разницу между видимым возрастом и знаниями, способностями.

Она подошла к нам, ни на кого не глядя. Казалось, все ее внимание сосредоточилось на шкатулке. Очень осторожно она опустила ее на землю и, откинув крышку, отступила на шаг.