Летний сад Петра Великого. Рассказ о прошлом и настоящем

Адъютант Миниха, подполковник Герман Манштейн, оставил воспоминания о том, как был арестован Бирон. Манштейн пишет о себе в третьем лице: «Он прошел в сад и беспрепятственно дошел до покоев. Не зная, однако, в какой комнате спал герцог, он был в большом затруднении, не зная, куда идти. После минутного колебания он решил идти дальше по комнатам в надежде, что найдет, наконец, то, чего ищет. Действительно, пройдя еще две комнаты, он очутился перед дверью, запертой на ключ… Там он нашел большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившейся двери»⁷⁹. Поднятый ночью из постели, безоружный герцог отчаянно дрался с солдатами, пока его не связали. Супруга Бирона, Бенигна Готлиб, в чем была с криком выбежала в сад. Кругом были солдаты из личной охраны герцога, но никто не пришел на помощь. Кто-то из гренадеров был настолько бесчеловечен, что, несмотря на приказ командира, так и оставил несчастную лежать в снегу полураздетой. Эта история бесчисленно пересказана в популярной литературе, иногда с добавлением вымышленных деталей: якобы подполковник заблудился в дворцовом лабиринте, «состоявшем из коридоров, залов и покоев»⁸⁰. На самом деле Манштейн и следовавшие за ним гвардейцы шли по анфиладе из одной пустой комнаты в другую.

Сохранилось несколько чертежей деревянного дворца Анны Иоанновны. В одноэтажных хоромах, как и указывал Ф.-Б. Растрелли, 28 помещений. А.Е. Епатко, сославшись на некие источники, утверждает, что в 1741 г. в этом дворце «были следующие покои: антикамора (где принимали послов) (итал. anticamera – передняя, прихожая); комедия; обер-гофмаршальские помещения, спальня императрицы, большая императорская зала (тронный зал), 10 покоев герцога Бирона, 4 покоя, которые занимал его сын Пётр; покои фрейлин; контора для письмоводства; казенные палаты, где хранились палатные уборы; оружейные палаты. Также упоминается, что опочивальня Бирона была обита коврами».

Возможно ли, чтобы половину помещений в хоромах Анны Иоанновны занимало семейство Бирона? А ведь были еще покои фрейлин, «контора для письмоводства», казенные и оружейные палаты, Тронный и театральный залы. Где же, кроме спальни, ютилась государыня? Где наслаждалась обществом шутов, играла на бильярде (достоверный факт), обедала, отдыхала, переодевалась? Впрочем, где обедала, известно со слов фельдмаршала Миниха: «Государыня вовсе не имела стола, а обедала и ужинала только с семьей Бирона и даже в апартаментах своего фаворита», туда же ходила играть в карты.

Во дворце – две анфилады; в южной – 14 небольших комнат с окнами в сад. Здесь, стало быть, покои герцога и его старшего сына Петра (родился в 1724 г.). У четы Биронов была еще дочь Гедвига Елизавета и сын Карл Эрнст; оба на четыре года младше Петра. К сыновьям Бирона императрица была так привязана, что поговаривали, будто это ее дети. Карл до 10 лет, т. е. до смерти императрицы, постоянно спал в кроватке, которую ставили ему в ее опочивальне. «Утром, – писал Берк, – пока императрица одевается и совершает молитву, к обер-камергеру приходят с визитом. По средам и пятницам собираются в его комнатах, и тогда круг присутствующих очень широк, он состоит из иностранцев, министров и других знатных особ…»⁸¹. Впору ужаснуться условиями проживания императрицы! Дом деревянный, звукоизоляции никакой. Мало того что отпрыски Бирона – сущие дьяволята (обливают чернилами гостей и гоняются за ними с плеткой), так еще Анна Иоанновна приняла во дворец новорожденного младенца своей племянницы! В императорской резиденции совершилось долгожданное событие: 23 августа 1740 г. принцесса Анна Леопольдовна родила сына. Маркиз де Шетарди отослал в Париж депешу: «Вчера ребенок был окрещен в комнате царицы, где присутствовало духовенство, фельдмаршалы, полные генералы и нынешние государственные министры. Все, что составляет двор. в парадных платьях разместилось в прочих покоях царицы. Принц Иван, вследствие естественной нежности к нему царицы, был перенесен и остается в комнате, смежной с занимаемыми ея величеством покоями, что дозволяет ей видеть его во всякое время дня. Наконец есть повеление пеленать и распеленывать младенца лишь в присутствии герцогини курляндской (супруга Бирона), которая, следуя только внушениям своей привязанности к царице, с удовольствием взяла на себя эти заботы». Лишь после кончины императрицы мать решилась на мужественный поступок. «Принцесса же Анна, – писал Шетарди, – выросла в глазах нации своею твердостью, которую выказала, взяв к себе своего сына. Она поместила его в собственных покоях и объявила, что не разстанется с ним ни на минуту. Не должно думать, чтобы герцог курляндский, когда спешил сам подать руку этой принцессе и посадить ее в карету, при переезде ея третьяго дня из летняго в зимний дворец, действовал так по другим каким нибудь разсчетам, кроме политических. Mожно очень хорошо предугадать будущность, которую он готовит этой принцессе»⁸².