Но вот мнение писательницы Т.В. Москвиной: «Наверное, драгоценные статуи 100 лет простоять не могли, но при существующих технологиях консервации лет 25–30 – мне кажется, могли. (Стоят же они в Венеции, где тоже климат не подарок.) Пусть в потеках, в трещинках – но настоящие, подлинные, обласканные взглядами, воспетые поэтами, почти живые! И еще одно-два поколения имели бы шанс почувствовать вкус настоящего и подлинного… Да хоть бы 10–15 лет продержался наш Сад, все подмога, все защита. Может быть, ученые за это время открыли бы еще чего-нибудь по части реставрации и консервации. Может, власти бы образумились и поняли, что даже руины подлинного – неизмеримо лучше новодела. А главное – нам, бывшим юным пионерам Советского Союза, дали бы умереть спокойно, со своим родным Летним садом. Мы, претерпевшие такие исторические передряги, имеем, черт вас побери всех, право на эвтаназию! На то, чтобы уйти из жизни, окруженными тем, что мы любили, что ценили, к чему прилепились сердцем навеки!».
«Ничего понятного!» – как говорит мой сосед, трехлетний Ваня. «Эвтаназия, – смотрим словарь, – помощь при смерти, искусство врача облегчить умирающему смерть или ускорить смерть, чтобы избавить умирающего от мук». Смотреть спокойно, как умирает Летний сад? Как мраморная скульптура превращается в труху? На наш век хватит, а после нас «хоть трава не расти»? И что это за неискоренимая привычка говорить от имени всех: пионеров, пенсионеров, жителей Земли и будущих поколений! Не тихо, а громко хлопнув дверью, уйдут из жизни те, кто намерен оставить после себя «подлинные» руины (дай Бог им долгого здоровья). Так в чем же задача реставраторов? Помочь умереть или продлить жизнь Летнему саду? Положим, вопрос риторический. Тогда послушаем специалиста: «Когда необходимо в саду чем-то пожертвовать, делайте это без сожаления. Лучшее украшение сада топор и пила. Вырубкой и расчисткой можно только улучшить и усовершенствовать парк» (Ж.-Б.А. Леблон, 1709 г.).
Достойно удивления, до какой степени удалось запутать простую проблему реставрации Летнего сада. Почему она кажется простой, а не «неимоверно сложной»? Непросто было решиться на реставрацию; немало сложностей возникало на пути реализации проекта. Но принципиальные вопросы давно решены. М.Н. Золотоносов назвал меня идеологом реставрации. Как ни лестно, но я лишь сторонник давно, еще Т.Б. Дубяго сформулированной точки зрения: регулярный Летний сад и дворец Петра I составляют единый историко-художественный ансамбль.
А.С. Пушкин в Летнем саду
«…Ведь это был тот самый Сад, где гулял Пушкин. Тот Сад, что воспевала Ахматова, – пишет Т. Москвина («Вот и нет Летнего сада»).
«Нашла за что браниться! за Летний сад. Да ведь Летний сад мой огород. Я, вставши от сна, иду туда в халате и туфлях. После обеда сплю в нем, читаю и пишу. Я в нем дома», – из письма Пушкина к жене в Полотняный завод 11 июня 1834 г. Письмо Натальи Николаевны не сохранилось, но можно догадаться, что за ее «бранью» скрывалось беспокойство за мужа, предоставленного самому себе. Что имел в виду Пушкин, называя Летний сад «своим огородом»? Николай I, поручив Пушкину написать историю Петра Великого, открыл ему доступ в государственные архивы. Не раз приходило в голову, когда вчитывался в пожелтевшие документы, что Пушкин смотрел те же дела. Поэт знал, а от него могла слышать и Наталья Николаевна, что Петр называл Летний сад «Петербургским моим огородом» (слова «огород» и «сад» были в то время синонимами). В ответ на ее сетования Пушкин успокаивал жену, шутливо уверяя, что устроился в Петербурге «по-царски»: спит после обеда, читает и пишет в Летнем своем огороде, ну точно, как некогда великий государь. Забавно, что некоторые – даже экскурсоводы – не сомневаются, что Пушкин действительно гулял в Летнем саду в халате и домашних туфлях. Все хочется знать о поэте: курил ли Пушкин, играл ли в шахматы, купался ли по утрам в Фонтанке.
Так вот, Пушкин шутил – в таком виде он из дома не выходил, иначе об этом знал бы весь Петербург, а журналы были бы наполнены карикатурами. А светские знакомые поэта? В.П. Кочубей, в чью дочь Наталью был влюблен юный Пушкин, имел дом на набережной Фонтанки, 16. На балу 11 ноября 1731 г. Пушкин представил свою молодою супругу хозяину дома3
. Если бы граф из своего окна увидел Пушкина, идущего в Летний сад в таком более чем экстравагантном виде, то отказал бы ему от дома, а то, как государственный человек, пожаловался бы Николаю. Шутил поэт насчет халата. А над чем работал в саду? Над историей Петра Великого. В письме к Наталье Николаевне от того же 11 июня Пушкин писал: «„Петр 1“ идет; того и гляди напечатаю 1-й том к зиме»4. Тогда же в июне 1834 г. написано знаменитое, незавершенное стихотворение, обращенное к жене: