Летний сад

В скором времени Летний сад был превращен в настоящий остров. С одной стороны к нему подходила Нева, с другой его омывала Мья или Моя. Правда, это была всего лишь узкая, болотная речушка, пригодная разве что для полоскания белья (потому и прозвали ее так - Моя, Мойка), но ее расширили и углубили. Потом Мойку соединили с вытекавшим из Невы Безымянным Ериком. В нем было много островков и заводей, но к тому времени он уже давал воду фонтанам Летнего сада, и постепенно его все чаще и чаще стали именовать Фонтанной рекой или попросту Фонтанкой. С четвертой же стороны сада, там, где текла маленькая речка с поэтичным названием Лебединка, чтобы осушить местность, соорудили Лебяжий канал. Так Летний сад оказался „вставленным" в великолепную, живую и трепетную, поблескивающую под лучами солнца водяную раму.

Обилие воды не только придавало саду особую красоту, делало его, как и Петергоф, таким непохожим на дворцовые сады и парки других стран, - по тем временам это было еще и очень удобно: в новорожденном городе почти не существовало дорог и передвижение по нему представляло немалые трудности. После хотя бы одного дождливого дня нигде ни пройти, ни проехать, и лошади и люди тонули в непролазной грязи. Поэтому реки использовались как главные пути сообщения, и на них, точно на улицах, всегда царило оживление: во все стороны сновали шлюпки, верейки и прочие суда, которыми снабжала жителей всякого звания Партикулярная верфь „для лучшего обучения и искусства по водам и смелости в плавании". Владельцы обязаны были держать свои суда в чистоте и исправности, потому что, как говорилось в царском указе, „сии суда даны, дабы их употребляли так, как на сухом пути кареты и коляски, а не как навозные телеги".

Летний сад, который Петр упоминает в своих указах, помеченных мартом - апрелем 1704 года, обычно считают ровесником города. И это, конечно, верно: ведь даже в масштабах человеческой жизни девять-десять месяцев не составляют существенной разницы. У ровесников же, как известно, всегда много общих черт, ибо растут и формируются они в одних и тех же условиях: продуманная простота и ясность, „регулярность" планировки, определившие облик Петербурга, были присущи саду с самого начала его существования.

Первый план Летнего сада, как позднее и план Петергофского Нижнего парка, вероятно, набросал сам Петр, повидавший еще во время своего заграничного путешествия с Великим, посольством знаменитые сады Голландии и немецких княжеств, Прославленные же французские парки - Версаль, Трианон, Марли, которые -удалось ему увидеть лишь в 1717 году, он изучал по многочисленным альбомам и книгам, специально выписанным из-за границы и хранившимся в его библиотеке, где имелись также издания, рассказывавшие об устройстве фонтанов и других увеселительных затей европейских „регулярных" садов. Но, как всегда, чем бы ни занимался Петр, воевал или строил, он окружал себя талантливыми людьми, опытными мастерами своего дела. Они-то и превращали его идеи-„эскизы" в рабочие проекты, претворяли их в жизнь, осуществляли в натуре.

Первоначально, в 1704 - 1705 годах, разбивкой царского „огорода" (так в те времена обычно называли сад) и устройством в нем фонтанов занимался русский архитектор Иван Матвеевич Угрюмов; руководил работами сам Петр, придававший огромное значение своей новой резиденции. Среди забот о государстве, в суровых условиях военных походов, Петр постоянно о ней помнит. В 1704 году, отбивая нападение шведов на Петербург и Кроншлот, подготавливая взятие Нарвы, он отдает распоряжение прислать для Летнего сада „всяких цветов из Измайлова не помалу, а больше тех, кои пахнут"; летом 1706 года, незадолго до того, как отправиться на Украину, навстречу войскам Карла XII, велит прислать фонтанного мастера и сам посылает из Нарвы „коренья белых лилий", требуя, чтобы огородник „бережно их управил". Осенью того же года, примерно за месяц до первого похода на Выборг, приказывает везти из Новгорода многолетние липы.