Летний шторм

   Павел посмотрел на эту суету через прицел своей винтовки, обнаружил мелькающие среди зарослей фигуры в конфедератках. Союзники решили помочь их взводу, оправившись от удара нанесённого им немцами ещё в середине дня. Только вряд ли они смогут отбросить немцев, которых перед мостом накопилось уже около полка. Сейчас "гансы" перегруппируются и погонят поляков обратно в лес. Видимо, к такому же выводу пришёл и Панкратов и опустил бинокль. Но тут среди редких кустов, прикрывающих опушку леса, замелькали всадники, прогремело громкое "ура" и на поляну выкатилась конная лава. Засверкали клинки, ударили прямо с сёдел автоматы и карабины. Конница быстрым рывком настигла немецкую пехоту и прошла через неё, оставляя позади скорченные тела умерших сразу, катающихся по земле от нестерпимой боли солдат, которых только ранило, и насколько конских тел, темнеющих среди ещё зелёной травы. Немецкие солдаты правого крыла бросились отходить, но дело было сделано. Пулемётчики Вермахта прекратили огонь, боясь зацепить своих, а кавалеристы не давали цепи противника оторваться от них. В этой куче из человеческих и конских тел мелькали искорки сабель, хлопали выстрелы, раздавались человеческие крики и конское ржание, и всё это столпотворение смещалось в сторону расположения немецких рот. А из леса, бывшего укрытием для немецких частей, навстречу отступающим выкатывалась точно такая же конская лава, толкающая перед собой ещё одну цепь солдат противника.

   Пашка опустил винтовку и обессилено сполз на дно окопа. Кажется, выстояли.

   - Живой? - Спросил Павел у Усманова, который командовал четвёркой бойцов с носилками.

   - Живой! - Ответил Равиль. - Но крови много потерял.

   Пашка склонился над носилками. Смертельно бледный капитан шептал в полубреду какие-то слова, невидящими глазами пытался отыскать в небе что-то, известное только ему. Даже пытался подняться, но сил его хватало только на то, чтобы хвататься за носилки, приподнимать голову и обессилено падать обратно.

   Военфельдшер кавалерийского полка, вышедшего на них, отодвинул Пашку в сторону, быстро осмотрел их командира и сказал.

   - Жить будет. Раны тяжёлые, но не смертельные. Поваляться в госпитале придётся, но месяца через три-четыре будет как огурчик. - Фельдшер докурил самокрутку, отбросил её в сторону и добавил. - А теперь отойдите. Мне нужно его перевязать по-человечески. А то вы намотали тут непонятно что.

   Старшина с бойцами отошёл в сторону. Оглядёл траншеи, которые деловито обживали бойцы кавалерийского эскадрона, колонну пленных, уводимых польскими союзниками в лес, и остатки своего взвода, отдыхающего около полуразрушенного караульного помещения. Пашка пересчитал оставшихся и зажмурил глаза, сдерживая предательские слёзы. Повернулся в сторону моста, по которому уходили на запад конные колонны эскадронов кавалерийского корпуса Доватора.

   - Паша, взвод ждёт. - Окликнул его Андрей.

   Старшина кивнул головой и пошёл в сторону своего взвода, который признал его командиром.

5 сентября 1941 года восточнее Минска

   Протарахтел мимо проволочного заграждения трактор, тянущий телегу с бетонными плитами. Гюнтер проводил его взглядом, кажется, начали укладку взлётной полосы. Интересно, зачем русским такая широкая взлётка? Они, что собираются по два самолёта одновременно на взлёт запускать? Даже виденные им в Пруссии тяжелые бомбардировщики люфтваффе слишком малы для столь грандиозного взлётного поля. А уж длина для него, несведущего в авиации, кажется чем-то вообще запредельным. Но, может быть, именно такой она и должна быть у стационарных аэродромов. Нет никого, кто мог бы пояснить данный вопрос, русские позаботились, чтобы все, кто имеет отношение к авиации, оказались как можно дальше от этого места. Хватает здесь пехотинцев, артиллеристов, танкистов, даже железнодорожники тянут какую-то ветку за пределами лётной зоны. Но ни лётчиков, ни аэродромной обслуги в их лагере нет. Даже несколько парашютистов, случайно оказавшихся в этом месте, были немедленно переведены куда-то дальше.

   Конечно, грамотный разведчик сумеет извлечь полезную информацию даже из простой длины и ширины. Если сможет подобраться к данному месту и обмерить сооружения аэродрома. Для самого Гюнтера это не проблема, но какой в этом смысл. Сбежать из их лагеря при определённой сноровке возможно. Но добраться до фронта через несколько сотен километров территории, населённой ненавидящими тебя людьми, немыслимо.

   Впрочем, сам Гюнтер не побежал бы и при более приемлемых условиях. Для побега нужна вера. А его вера навсегда осталась в развалинах Ковно вместе с большей частью подчинённого ему батальона.