Летний свет, а затем наступает ночь

Деревня находится примерно в центре округа, на севере, юге и востоке от нее хутора, на западе — море. У нас открывается красивый вид на фьорд, хотя в нем нет и никогда не было рыбы. Весной фьорд притягивает к себе веселых оптимистичных прибрежных птиц, у воды иногда можно найти улитку, а вдали из моря зубьями торчат тысячи островов и шхер. Вечерами фьорд обагряет солнце, и тогда мы думаем о смерти. Вы, наверное, считаете, что мысли о смерти вредны для здоровья, они подавляют человека, вселяют безнадежность, негативно влияют на сосудистую систему, но мы настаиваем: чтобы не думать о смерти, нужно в буквальном смысле умереть. Кстати, вы замечали, что очень многое, если не всё, зависит от случая? Вероятно, эта мысль вам неприятна: там, где правит случай, редко проблескивает искра разума, и ход нашей жизни тогда мало чем отличается от хаотичного движения, иногда кажется, что она движется во все стороны, но потом вдруг заканчивается на середине предложения. Возможно, именно поэтому мы собираемся рассказать вам истории из жизни нашей деревни и ее окрестностей. Мы не собираемся описывать всю деревню, не поведем вас от дома к дому, такое вы бы вряд ли вынесли, речь пойдет о страсти, связывающей дни и ночи; о счастливом водителе грузовика; темном вельветовом платье Элисабет и о том, кто приехал на автобусе; о высокорослой Турид и ее тайном желании; о мужчине, который не мог пересчитать рыбу, и о женщине с робким дыханием; об одиноком фермере и четырехтысячелетней мумии. Мы расскажем о разных событиях — привычных и тех, что намного выше нашего понимания или вообще не имеют никакого объяснения; исчезают люди, сны меняют жизнь, появляются почти двухсотлетние старики, вместо того чтобы спокойно лежать там, где им положено. И, разумеется, расскажем о ночи, которая висит над нами и черпает силу глубоко в космосе, о днях, которые приходят и уходят, о птичьем пении и последнем вдохе. Историй точно будет много, мы начнем здесь, в деревне, и закончим на северном хуторе, а теперь мы приступаем, расскажем о веселье и одиночестве, об умеренности и абсурде, о жизни и сновидении — да, о снах.]

Вселенная и темное вельветовое платье

Однажды ночью ему приснился сон на латыни. Тu igitur nihil vidis?[1] Он долго не мог понять, что это за язык, считая его возникшим ниоткуда, во сне ведь всякое бывает и т. д. В те годы деревня выглядела совсем иначе, мы передвигались медленнее, и всем заправляло кооперативное общество, а он руководил вязальней, хотя ему едва исполнилось тридцать. Все у него в жизни спорилось, жена такая красавица, что некоторые, увидев ее, сходили с ума, двое детей — сын Давид, как мы рассчитываем, еще появится в этой истории. Молодой директор, похоже, был рожден побеждать: его семья жила в самом большом коттедже, он ездил на «ренджровере», шил костюмы у портного — по сравнению с ним мы все были просто серыми мышками, вдобавок он еще и начал видеть сны на латыни. То, что это именно латынь, в конце концов определил старый доктор. К сожалению, доктор вскоре умер, не выдержало сердце, когда на него с лаем набросился пес Гудйона. На следующий день мы бестию пристрелили, жаль, не сделали этого раньше. Гудйон грозился подать в суд, но ограничился тем, что завел нового пса, и тот оказался еще хуже своего предшественника. Некоторые из нас даже пытались его задавить, однако пес проворно убегал от машин. На латыни старый доктор знал только несколько слов и названия лекарств, но этого хватило, когда директору удалось запомнить приведенное выше предложение.

Тот, кому снятся сны на латыни, вряд ли соткан из повседневного материала. Одно дело английский, датский, немецкий, ну еще французский или даже испанский: знание этих языков полезно, оно расширяет твой внутренний мир, но латынь — это что-то совершенно иное, нечто настолько большее, что мы не смеем вдаваться в подробности. Однако директор был человеком дела, его почти ничто не останавливало, он хотел управлять всем в своей жизни, и поэтому его ужасно злило, когда в сны вторгался непонятный язык. Для него был лишь один выход из этой ситуации: поехать в столицу на двухмесячные частные курсы латыни.

В те годы он был великолепен, почти безупречен. Прежде чем уехать в столицу на «ренджрове-ре», он купил жене новую «тойоту-короллу» с автоматическим управлением, чтобы она в его отсутствие не перетруждала свои красивые стройные ноги. Покупать машину, в сущности, не требовалось, ибо кое-кто был готов носить его жену на руках по всем улочкам деревни, по всем жизненным дорогам. А он так и уехал в своем пошитом на заказ костюме, решительный и нетерпеливый. Такие манеры крепко и надежно засели в его натуре, но мы тогда, конечно, этого не знали. Мирные мечты раскрыли свои объятия, похожие на широкое озеро, а у берега его уже ждала лодка.

два