Летний зной

— А, ну ладно… хотя, по-моему, я уже объяснял несколько раз.

Тонвер ткнул локтем приятеля и многозначительно кивнул. Монахи поднялись и побрели к юту. Ингви проводил их взглядом и пояснил:

— Святые отцы твердо намерены нас покинуть. Боятся, что, если подслушают какой-то секрет, я их не отпущу. Во избежание огласки. Даже жалко немного, я привык к этим плутам. С другой стороны, закон равновесия требует, чтобы они покинули нашу компанию. Никлис велел им следить за Кари и Аньгом, а тем — следить за монахами. Если одна чаша весов опустела…

— Ладно, ладно! Не отвлекайся!

— Хорошо, насчет белого древа. Итак, эльф Меннегерн попросил, чтобы Мать укрыла его от победителей, когда князья Ллуильды брали Семь Башен. И замок окутало маскирующее заклятие. Тот самый туман, который вечно висел над руинами, и не давал сосчитать башни. Однако никакое заклинание не может удержаться вечно, со временем оно лишится магической силы. Тогда Прекрасная взрастила в бесплодных камнях волшебное деревце. Этот побег — малая часть Гунгиллы. Все растения — часть ее, в некотором смысле. Но это растение особенное, оно источает ману, как сама Гунгилла, только слабее. Мана, испускаемая деревом, питала заклинание маскировки, поддерживала его на протяжении трех веков.

— А почему здесь нет тумана? Тогда и «Одада» должна была сделаться невидимой!

— Нет, чары остались в замке, без дерева они не проживут долго и вскоре развеются без следа. А дерево… — Ингви задумался.

— А дерево?

— А дерево продолжает источать ману. К чему эти вопросы? Я не рассказал тебе ничего нового.

— Я все пытаюсь сообразить, зачем мы тащим с собой эту хворостину?

— Но ты же сказала вчера, будто знаешь: это дерево поможет при миротрясении.

— Мало ли что я сказала. Сказала — это одно, а узнать по-настоящему — совсем другое. Ну?

— Я надеюсь, что рост этого дерева не ограничен ничем, кроме естественных причин, и что количество вырабатываемой им маны напрямую связано с размерами растения.

— А по-человечески объяснить?

— Вот еще, станет демон вампиру объяснять по-человечески. Хорошо, скажу иначе: на камнях в Семи Башнях никакое растение не поднимется, а если я пересажу его в плодородную почву, оно сразу пойдет в рост.

— И количество маны…

— Вот именно.

* * *

Девушка наверняка собиралась продолжить расспросы, но тут стал орать Лотрик, и разговор прервался. Матросы выбрались из-за кормовой пристройки, где торчали до сих пор — вероятно, чтобы поменьше показываться на глаза пассажирам. Теперь они, понукаемые шкипером, полезли в трюм. Из надстройки, потягиваясь и зевая, вышел Никлис и двинулся на нос.

— Что за шум? — тут же обратилась к нему Ннаонна. Никлис ходил с северянами и был в пестрой компании самым опытным моряком. — Почему Лотрик опять разорался?

— Потому что орать любит, — философски заметил Никлис. — Ему, слышь-ка, и причины большой не нужно, чтоб пасть свою разинуть. Вот же сотворил Гилфинг Пресветлый такое чудо — только пасть и глотка, а боле ничего нет в человечишке. Он, слышь-ка, считает, что груз в трюме неправильно уложен, оттого судно-то и рыскает на волнах. А я думаю, руль держал бы крепче, и довольно.

Из трюма донесся скрежет — матросы передвигали тяжеленные ящики. На шум показались монахи. Убедились, что король со спутниками не беспокоится, и заключили, что все в порядке.

Но разговор уже прервался, теперь Ннаонна молча созерцала берега. Глядеть было не на что — серые унылые пустоши, здесь даже руин не попадалось, эти места и в лучшие времена были пустынны, и уж тем более теперь — после набегов северян.

Потом Лотрик снова поднял шум — Он разглядел впереди парус. На крики из каюты выбрался Томен.

— Эй ты, чародей, Великолепный, угря тебе в штаны, сделай что-нибудь, потому что мне до Гангмара надоели приключения! — стал требовать шкипер.

— А что я должен делать?

— Смотри, парус впереди! Небось, опять какие-то разбойники. Что я, медом, что ли намазан, вечно они на моем пути, эти мерзавцы!

— Судя по запаху, намазан ты не медом, — буркнул Томен. — Поспать не дал.

Корель орал до тех пор, пока не выяснилось, что встречный корабль — такая же каботажная барка, как и «Одада», разве что шкипер не такой болтун.

— Ну что, ты доволен? — осведомился Пекондор, когда чужое судно осталось за кормой.

— Чем доволен?

— Ну, ты же просил сделать что-нибудь? Вот я и превратил северянский драккар в мирную посудину, — ответствовал Томен. — Если что еще, позовешь.

И отправился досыпать, предоставив Лотрику нарываться и орать насчет наглости рыжего колдуна, ежа ему за пазуху.

— Сей юноша спит непомерно много, — заметил Дунт. — Неужто дома не высыпается?

— У него молодая жена, — наставительно заметил Тонвер. — Ах, грехи, грехи… что ни говори, наша жизнь, исполненная подвигов покаяния, имеет не слишком много преимуществ. Однако ночью удается выспаться.

* * *