Летний зной

Верзила развернул коня, свалив при этом двоих всадников, ванетского солдата и собственного оруженосца. Королевский жеребец был громадным и тяжелым, под стать наезднику — когда такая махина разворачивалась, все и вся вокруг валилось наземь от самого легкого касания. Не прекращая орать: «За мной! За королем!» — Перк Первый погнал коня прочь. Теперь уже никто из санталкцев не думал о сопротивлении, все стремились унести ноги с этого рокового поля. Кое-кому не повезло — их настигли и свалили ударами в спину, теперь имперцы, которые понесли страшные потери в первой сшибке, сравнивали счет.

Рыцарям Сантлака большей частью удалось спастись — уж им-то не впервой было удирать, местные умели это делать на славу! Не посчастливилось латникам да оруженосцам, под которыми были худые лошадки, этих настигали и убивали без пощады ванетцы, которые пришли в неистовство под влиянием слов Когера.

А Перк Первый спасся. Пока кипела схватка, он не рассуждал — это занятие ему никогда не давалось. В бою не до мыслей, зато во время бегства, когда верзила пришпоривал жеребца, уносясь от погони — тогда у него объявилась возможность пораскинуть мозгами, и король пришел в ярость. Он, только-только признанный лучшим из лучших на Большом Турнире — бежит! И от кого? От ванетской швали и тильских сопляков! Чем дальше громадный конь уносил Перка от места схватки, тем яростней кипела в груди ненависть и жажда отомстить. Потери? Плевать, за Перком весь Сантлак, сотни рыцарей! Собрать их, повести за Алекианом, нагнать имперцев и сквитаться! Это будет правильно, по-сантлакски, это будет благородно. Это будет воистину по-королевски!

* * *

Алекиан со своего пригорка с удовлетворением наблюдал, как кавалерия пошла в атаку под крики Когера. Даже гвардейцев, приставленных повсюду следовать за пророком и охранять святого отца — и тех захватил общий порыв, и они присоединились к атаке, хотя им было запрещено покидать доброго пастыря. Когер остался один посреди истоптанной копытами равнины. А император глядел, не улыбаясь. На его лице не отражались эмоции. Прискакал гвардеец:

— Ваше императорское величество, Метриен просит позволить ему сразиться!

— Не нужно, — бросил Алекиан. — Наши доблестные воины вполне способны обойтись без него. Враг бежит.

Коклос Полгнома оценил обстановку и тронул лошадку с места, он хотел убраться из свиты Алекиана чтобы исполнить собственный план — неожиданно выпал, как будто, удачный случай. Тут император, казалось, безучастный ко всему, обернулся:

— Коклос, ты куда? Тоже собираешься напасть на наших врагов? Этого не требуется, верный Коклос. Мы победили. По гилфинговой милости, по слову его — воинство самозванца рассеяно.

— Я вижу, — буркнул карлик, с неохотой натягивая поводья. — Я собирался пограбить мертвецов на поле боя. Разве не это первейшая обязанность верного вассала твоего величества?

Алекиан чуть раздвинул бледные губы, у него — теперешнего — это должно было сойти за улыбку.

— Оставь грабеж покойных тем, кто его заслужил, — бросил император. Затем обернулся к гвардейцу конвоя. — Поезжай к отцу Когеру, он там один, брошенный охраной. Нам желательно, чтобы сей муж находился под надежной защитой. Возьми с собой троих или четверых.

Коклос задумался. Сегодня он не успел, но что ж — зато была отличная репетиция. Карлик собственными глазами увидел, как безумие овладевает воинами, когда проповедует Когер. Если он проповедует смирение — все опускаются на колени. Если проповедует насилие — даже самые тишайшие скромники и трусы очертя голову рвутся в бой. Дар Гилфиногов, не так ли? Полгнома не верил в дары свыше, он был склонен усматривать здесь коммерцию: любой товар небес имеет цену! И Полгнома считал, что цена нынешней победы слишком велика. Нет, он вовсе не считал павших с той и другой стороны, не прикидывал количество бойцов в противоборствующих армиях и не планировал допустимый процент потерь. Он думал лишь об одной потере — о душе Алекиана.

Но сегодня Коклос увидел и кое-что, показавшееся добрым знаком, его безумный план вполне осуществим, если в следующей битве повторится то же, что случилось нынче. Сегодня карлик попросту не успел — все произошло чересчур быстро. Будь у него хоть полчаса, чтобы приготовиться…

Пока Коклос размышлял, схватка закончилась, уцелевшие сантлакцы сбежали. Затем и ванетские воины прекратили преследование, они уже вышли из экстатического состояния, в которое ввергла их проповеди Когера, и вид усеянного телами поля напомнил о реальности. Воины рассыпались по равнине, чтобы грабить павших.

Когера гвардейцы препроводили на холм под имперское знамя. Алекиан отдал распоряжение: выслать из обоза прислугу и лекарей, пусть отыскивают раненных, оказывают помощь Войса не могли найти, и Алекиану пришлось отдать распоряжения лично. Затем он пожелал помолиться — как обычно, вместе с вдохновенным отцом Когером.