Лето 1969

Нет ничего занимательнее женщины, которой ты проиграла. Кирби не может понять, что Скотти в той находит.

Потом женушка поворачивается, и Кирби все понимает. Беременна, причем сильно, возможно на пятом или шестом месяце. Кирби быстро считает в обратном направлении. Жена уже была в положении, когда Кирби сказала Скотти, что ждет ребенка.

Вот оно что!

Женушка замечает, что на них пялятся, и меряет Кирби вызывающим взглядом.

– Я могу вам чем-то помочь?

Кирби замирает. Мысли лихорадочно пускаются вскачь, точно колесо Фортуны.

Что ответить? Притвориться, мол, очарована беременностью? Блэр жаловалась, что во время беременности женщина становится достоянием общественности и каждая Тамми, Дина и Гарриет считает своим долгом прокомментировать, а то и потрогать без спроса живот прямо посреди улицы.

Скотти поворачивается, чтобы увидеть, с кем беседует женушка. Он видит Кирби, и его лицо каменеет. Кирби понимает: это не ненависть. Страх.

Она делает шаг вперед, широко улыбаясь.

– Простите, что уставилась. Просто ваше лицо мне знакомо. Я Кирби Фоли. А вас как зовут?

– Энн, Энн Турбо. Девичья фамилия Херлихи. Я училась в школе Маунт Альверния. Может, мы там встречались? Вы выглядите куда моложе меня.

Моложе лет на пять или около того, предполагает Кирби. Она знала девушку, которая училась в Маунт Альвернии, – Дейрдре Меткалф, – но сама не может притвориться выпускницей той школы.

– Я училась в Бруклине, – говорит Кирби, пожимая плечами. – В публичной школе.

– Вы, наверное, ошиблись, мисс, – вступает в разговор Скотти Турбо. – Мы с вами не знакомы.

Кирби раздражает то ли обращение «мисс», то ли слово «мы». Скотти размахивает словесной дубинкой, принуждая Кирби уйти прочь. Разумеется, только это ему и нужно. Он оцепенел. Наверное, у офицера даже живот скрутило.

– А может, меня потянуло к вашей беременности, – продолжает Кирби. – Не так давно я тоже ждала ребенка.

– Правда? – Энн рассматривает абсолютно плоский живот собеседницы.

– Я потеряла малыша.

Энн дергается, будто от пощечины, и вскрикивает:

– О нет!

– Возможно, так было к лучшему. – Кирби машет перед Энн левой рукой без обручального кольца. – Я попала в беду. А отец… – Она ступает поближе к Скотти. Так близко, что может ударить его… или поцеловать. – Отец был женат. А я об этом, конечно же, не знала.

Энн задыхается, видимо не находя слов. Скотти открывает рот, чтобы заговорить, но Кирби поднимает руку, как постовой.

– Этот человек был абсолютно бесчестным, да еще и тряпкой. Но я уверена, в будущем он за это заплатит.

– И это будет правильно! – восклицает Энн, завоевав расположение Кирби. Скотти достает носовой платок и вытирает со лба пот.

– Какая вы счастливая, что рядом с вами хороший человек. – Кирби кивает на Скотти. – Честный и порядочный.

– Он полицейский, – гордо говорит Энн.

– Правда? – Кирби решается прямо взглянуть в зеленые глаза офицера Турбо. Это все равно что кинуться с парома прямо в волны. Она напевает: – «Ох денечек, ну жара. Все на улицах толпятся»[58].

Кирби ожидает наткнуться на барьер, валун, бетонную стену, но вместо этого встречает кое-что куда более мягкое. Травяное поле.

«Прости, – говорят глаза Скотти. – Я был женат, мы ждали ребенка. Но я вправду влюбился в тебя. До сих пор люблю и всегда буду любить».

Может, конечно, Кирби слишком размечталась. Но так тоже славно. Она улыбается, желает паре хорошего дня и уходит на корму.

Все места на паром до Нантакета распроданы.

– На дворе июль, милая, – говорит утомленный жизнью продавец билетов.

Кирби едет на Нантакет на вечернем грузовом судне, пристроив оба чемодана к правому борту на ящики с сухими товарами. Она устала – физически и эмоционально, – но оживляется, когда на горизонте появляются мерцающие огни города. Кирби различает шпиль Конгрегационной церкви и башню с часами Унитарианской церкви, обозначающие север и юг, но больше всего ей нравятся огни разбросанных по темной гавани лодок, точно звезды на ночном небе.

Рядом с причалом нет такси, поэтому Кирби медленно идет с чемоданами – такими тяжелыми, будто в них золотые слитки, – и любимым проигрывателем по Изи-стрит и вверх по Мэйн-стрит. За поворотом налево, на Фэйр, ей хочется бежать.

Дом. Наконец-то она дома.

Кирби оставляет багаж на ступеньках – утром заберет, – на цыпочках пробирается внутрь и поднимается по лестнице. Глупо стучать в комнату бабушки или родителей, но почему бы не разбудить Джесси.

Вот так сюрприз! В третьей спальне полно людей. Округлую фигурку в кровати загораживают две люльки. Кирби не хочет беспокоить Блэр, но улучает момент, чтобы взглянуть на крошечные лица племянников. Она не может определить, кто из них кто, но это неважно. Познакомится с ними утром.

Вниз по лестнице, по коридору, через кухню, где все еще пахнет камином, хотя им не пользовались уже сто лет, за дверь и через лужайку к «Пустячку».

В нижней спальне темно и пусто. Комната Тигра, с болью думает Кирби и поднимается по лестнице. Темнота кромешная, но свет ей не нужен: тело помнит весь путь. По «Пустячку» Кирби может ходить с закрытыми глазами.