Лето

Старику, с которым они познакомились, было сто четыре года. Сто четыре! Они говорили о нем за ужином. Говорили о том, как поразительно, что за ним ухаживает женщина, которая ему даже не родственница, они просто друзья, эти последние годы жизни он пользовался ее щедротами или щедротами ее семьи только потому, что, когда она была ребенком, они жили по соседству. Говорили о том, как, по ее словам, впервые за все время знакомства старик упомянул, что у него есть сестра.

И он просто лучился счастьем, – сказала Шарлотта. – Его сестра – прямо у него перед глазами. Хоть это была и не она.

Это и есть симбиоз? – сказал сын.

Встретиться с ним – будто встретиться с олицетворенной историей, – сказала Грейс. – Какая биография! Он жил еще в Первую мировую. Был интернирован во время Второй.

Это высокомерие, – сказал сын. – Он человек, а не история.

И у нас есть военная биография, – сказала дочь. – Мать нашего отца. Меня назвали в ее честь. Ее звали Саша Альбер. Когда-нибудь о ней слышали? Она была концертирующей скрипачкой.

Джефф настоял, – сказала Грейс. – Я хотела назвать ее по имени своей матери.

Слава богу, не назвала, – сказала дочь. – Иначе бы ты сейчас говорила с кем-то по имени Сибил.

Смех за столом.

Грейс не засмеялась.

Дочь виновато посмотрела на Грейс. Дочь знала, это деликатная тема.

Но Грейс ужинала в ресторане с людьми, которые были милыми, добрыми, хоть и малознакомыми, так что она решила быть любезной и кивнула дочери, позволив рассказать об отцовской линии их семьи.

Дочь ответила благодарным взглядом и продолжила рассказ о семье Джеффа.

Она была француженкой, – сказала дочь. – Она умерла, когда мне было десять.

Мне было семь, – сказал сын.

А ее мать погибла во время войны, когда ей было всего три года, – сказала дочь. – И люди, воспитавшие нашу бабку, знали, что ее мать погибла, потому что во время войны их навестила одна девочка, которая и рассказала, что произошло. Она сообщила людям, что видела, как ее расстреляли, когда она пыталась помочь женщине, которую сбили с ног нацисты на рыночной площади.

Мы не знаем, есть ли в этом старом рассказе их отца хоть доля правды, – сказала Грейс.

Это правда, – сказала дочь. – Бабуля нам рассказывала.

От этого она не становится правдивой, – сказала Грейс, – ну, или правдивее большинства семейных преданий. Так вот, когда Саша родилась, их отец настоял, чтобы ее назвали в честь его матери, и кто я такая, чтобы спорить? Потрясающий рассказ. Еще это означало, что я могла выбрать имя Роберту.

И меня не назвали в честь кого-то другого, – сказал сын.

Просто я хотела освободить тебя от всякого подтекста, – сказала Грейс.

Это не просто выдумка, – сказала дочь. – Это правда.

У нас есть все ее скрипки, – сказал сын. – Просто все они лежат в шкафчике. Никто на них не играет. Никто не умеет. Их пять – в скрипичных футлярах. Будто гробы для скрипок. Никто никогда их не вынимает. Никто на них даже больше не смотрит.

Есть одна вообще малюсенькая, – сказала дочь. – Мы думаем, это ее первая, когда она была еще ребенком в сороковых, называется «четвертная». Всего-навсего вот такого размерчика.

Еще меньше, – сказал сын.

Грейс решила сменить тему и подначить Артура по поводу девушки.

Я думала, вы проделали весь этот путь, чтобы познакомиться с человеком, который знал вашу мать, а не для того, чтобы знакомиться с девушками, – сказала Грейс.

Под конец старик, кажется, уже не мог вспомнить матери Артура. Но взял Артура за руку, держал ее и не хотел отпускать, так и заснул, держась за нее, и Артур, рассказала им позже Шарлотта, оставался с ним еще с полчаса, ну а потом все они встретились за ужином несколько часов спустя.

Я не хотел его будить, – сказал Артур.

Вы не хотели уходить от этой девушки Элизавет, – сказала Грейс.

Шарлотта обняла его за плечи и поцеловала в щеку.

Совершенно верно, – сказала она.

Значит, так и есть, – сказала Грейс. – Вы действительно не против, чтобы он вот так вот смотрел на другую женщину. Выходит, вы действительно не вместе.

Нет, они не вместе, – сказал сын.

Это мы уже проходили, – сказал Артур. – Теперь стало гораздо лучше.

Я не следила бы за тем, на кого он там смотрит, даже если бы мы были вместе, – сказала Шарлотта. – Люди влюбляются…

Да, – сказал сын. – Влюбляются.

Этого нельзя отрицать, – сказала Шарлотта. – Да, наверное, и незачем.

Как бы мне хотелось вернуться в молодость, – сказала Грейс.

Так вот, Артур мне сейчас как брат, – сказала Шарлотта.

Бедненькая, – сказала дочь.

Это правда, она мне как сестра, – сказал Артур.

Бедненький, – сказал сын.

Жизнь коротка, – сказала Грейс. – Молодость проходит. Вам хорошо. Я вам завидую. У вас еще вся жизнь впереди. Вы должны ценить каждую минуту. Ведь не успеешь и глазом моргнуть, как все пройдет, а время назад не воротишь.

Простите, Грейс, – сказала Шарлотта с улыбкой, – но, по-моему, это ерунда. Я верю, что мы проживаем собственную жизнь с полной отдачей, в каком бы возрасте это ни выпало нам на долю. В этом вся суть.

Ах, как наивно, – сказала Грейс. – Я тоже была когда-то молодой и верила в подобное.

Вы и сейчас не старая, Грейс, – сказала Шарлотта.