Лето бабочек

Моя рука дрожит, когда я поднимаю ключ к ржавому замку комнаты под лестницей. Но она не поддается, несмотря на мои усилия. Может быть, из-за дождя он насквозь проржавел; во всяком случае, я понимаю, что не могу оставить ее там. Моей мечте похоронить Тедди и Лиз в этой комнате с ее предками не суждено сбыться.

И я понимаю, что это неправильно. Они с Лиз должны остаться снаружи, не здесь, не в этом доме смерти. Они должны быть свободны.

Я выхожу на улицу, в сад бабочек, где меня окружают высокие стены, и чувствую себя в безопасности. Я достаю из сумки пепел Тедди и Лиз, смешанные вместе.

Я хожу по саду, разбрасывая его по цветам, тревожа бабочек. Пыльца, пепел и яркие трепещущие существа поднимаются в янтарный воздух, когда Теодора Парр и Элис Грейлинг обретают покой в саду бабочек, наконец-то вместе. Затем я выхожу из сада. Закрываю наружную дверь и возвращаюсь в дом через боковой вход. Снова шорох, ощущение, что за мной наблюдают. Я прикасаюсь к древнему дереву лестницы, оглядываюсь по сторонам, смотрю на небо сквозь проломленную крышу.

– Можете выходить, – громко говорю я. – Все вы. Я ухожу, и мы вас больше не побеспокоим. Вы можете снова здесь жить.

Я выхожу через парадный зал, пересекаю поросший травой двор, прохожу под полуразрушенной аркой, и, когда мои ботинки хрустят по камням, я явно слышу, как они бегут, летят обратно в дом. Вверх, вверх – назад, на свежий воздух, где мама и Элис стоят и ждут меня. Мы поплывем на пляж и купим мороженое, и будем бросать камешки в реку, а потом вернемся в домик и будем пить чай.

Мы больше не войдем в этот дом. Мы оставим их там.

Мы уходим вместе, навстречу солнцу.

Эпилог

123 Ноэль-роад (верхний этаж) Лондон, апрель, 1996

Дорогой мистер Рутледж.

Я должна написать это; я должна написать это кому-то, и вы единственный человек, который знает всю правду.

Я всегда говорила себе, что должна понять, когда пора уходить. Сейчас ей десять. Десять лет маленькому темноволосому человечку. Она любит свои истории, те, которые я читаю ей, которые она сама сочиняет. О, она моя милая девочка.

Вчера я приготовила ей особый чай, ее любимый. Лимонад, сосиски, картофельные вафли, яичницу. Она всегда голодная: за десять месяцев она выросла на два дюйма, у нас есть зарубки на стене, где мы отмечаем ее рост.

Мы праздновали, потому что она получила пятерку за контрольную по географии, которую, я знаю, она ненавидит. Но она очень старается, разве это не здорово? В этом отношении она похожа на свою мать. Она унаследовала это не от меня.

Я всегда говорила себе, что должна понять, когда пора уходить.

И вчера время пришло, на короткое мгновение, но я сразу все поняла. Итак, моя запоздалая карьера Мэри Поппинс подходит к концу. Я должна улетать. В окно, в ясное голубое небо. Но – куда?

Это мелочи, которые наполняли мое сердце радостью, все эти десять лет. Просто сидеть за столом, где мы сидели день за днем, когда ее ноги были еще слишком короткие и не доставали до пола, до сегодняшнего дня, до этого момента, когда я уже вижу проблеск женщины, которой она скоро станет. Эти дни, ее быстрые шаги по лестнице, мое сердце, бьющееся при мысли о ее приезде, счастье, наполняющее всю квартиру. Видите ли, теперь все время есть счастье. Я просыпаюсь по утрам и улыбаюсь. Я не делала этого с лета бабочек.

– Малк кое-что перевез, – сказала она, и когда я повернулась к ней, она ела пончик, который я купила у «Рааба» и который ей удалось стащить из бумажного пакета так, что я не заметила.

– О, Нина. Как здорово.

– Он принес много классных книг, кое-какую одежду и кучу кассет. Миссис Полл, у него есть проигрыватель компакт-дисков. Это потрясающе. И еще у него есть кофеварка. Она делает пенистое молоко. Она свистит. Вчера он разрешил мне помогать – она дует паром на молоко. Это так классно. Разве не здорово, миссис Полл?

Она вернулась к пончику, как будто этого было достаточно. Но я заметила, как она бросила на меня застенчивый взгляд, как делала всякий раз, когда не была уверена в моей реакции.

Я ответила не сразу. Я наслаждалась последними мгновениями нормальной жизни. Ходила по своей коричнево-оранжевой кухоньке, ставила чашку в раковину с водой, брызгала в нее жидкостью для мытья посуды: разве пена – это не здорово? В Кипсейке у нас не было ничего подобного. Я быстро посмотрела в окно. Красная баржа ползет к туннелю. Прекрасная вещь – туннель Брюнель. Бабушка Александра однажды с ним встречалась, на обеде в доме лорда Керзона. Кто вообще теперь знает, кто такой Брюнель, или заботится о бедном старом Керзоне? Или Александра Парр, эта необыкновенная женщина – кто, кроме меня, знает о ней, ее книгах, ее записях? Через пятьдесят лет ее все забудут.