Лето без каникул

— И даже если от каждого поступит заявление, — ответил Русаков. — Пока не примем. И поймите меня правильно, ребята. Вот Игорь хочет дать в колхоз молодежь числом поболее, а нам нужна, пусть числом поменьше, но такая, чтобы у нее на уме был не стаж для поступления в вуз, а чтобы был интерес жить в деревне и работать на земле. А уже если кто и уедет — захватит мечта о небе, или городом заболеет — никакая дорога человеку не заказана, — то пусть в сердце своем увезет любовь к колхозу, пусть добром вспоминает о нем и другим расскажет, как привольно жилось и работалось ему на земле. Понимаете, какая нам нужна молодежь? И потому говорю каждому из вас: если сердце к колхозу не лежит — никто вас не держит. Ехать учиться? Пожалуйста! Работать в городе? Счастливого пути! Ну а кто в колхоз — добро пожаловать! Но прежде чем принять — поговорим с тобой на правлении. Как ты представляешь себе жизнь в колхозе, чем думаешь быть ему полезным и вообще, серьезно твое решение, или товарищ Шеломов поговорил с тобой, намекнул на ответственность комсомольца — и готово! Бывает такое?

— Бывает, Иван Трофимович, — подтвердил Андрей.

— Но даже после того, как мы признаем, что ты достоин быть в колхозе, то и тогда скажем: войти в наш колхоз трудно, а выйти — пожалуйста, в любой день.

После собрания, не сговариваясь, Игорь, Андрей, Нина Богданова вышли вместе из клуба. Каждому надо было что-то сказать и объяснить другому, и они шли молча, ожидая, что кто-нибудь заговорит первым. Наконец Игорь сказал Андрею:

— Не ты ли пригласил Русакова на собрание?

— Приглашать не приглашал, а о собрании сказал.

— Не вытерпел, захотел похвастаться. Как же, вступаем в колхоз! А когда надо было драться с Русаковым, ты предпочел молчать. Как будто не ты подписывал заявление. И вообще — все вы хороши! Эх мы, да мы… А чуть дела коснулось — и нет вас.

Но даже этот поток возмущения не заставил заговорить Нину Богданову и Андрея. Игорь истолковал это по-своему:

— Что, совестно? Не знаете, куда глаза девать?

— Как тебе не стыдно, Игорь, — не выдержала Богданова. — Если хочешь знать, я не выступила потому, что считаю Ивана Трофимовича правым. А ты был не прав.

— Ну конечно, легче всего сказать, что я не прав, и тем себя оправдать. А вообще поете с чужого голоса.

— Русакова, ты хочешь сказать? — спросил Андрей.

— Игнашова! Кто-кто, а он вам благодарен! Помяните мое слово, через неделю смоется…

— И пусть! Тебе-то что? — сказала Нина.

— Мне-то что? — возмущенно переспросил Игорь и ощутил против Нинки раздражение. — А не понимаешь — не суй свой нос куда не надо. — Обида, желание хотя бы внешне быть правым толкали его на грубость. Это было мгновенное ожесточение, но когда он понял, что напрасно обидел Богданову и даже пытался как-то поправиться, ничего из этого не вышло.

Нинка остановилась, взглянула на него глазами, полными слез, и, ничего не сказав, побежала к реке. Девчонки — они всегда такие: сами могут наговорить черт те что, а им не скажи ни слова. Он готов был бежать за ней, остановить, вернуть… Но сделать это в присутствии Андрея посчитал унизительным и от досады на самого себя набросился на своего друга:

— И все мы скоро разбежимся! Вот увидите!

— А я никуда не побегу, — сказал Андрей. — Зачем?

— Сами не уйдете — так выживет Русаков.

— Какой смысл ему нас выживать?

— Это ты его спроси.

— Если не знаешь, так нечего говорить, — резко сказал Андрей. — И вообще, Игорь, почему уважение к людям надо понимать как желание их выжить?

— Не хочу больше спорить.

— Нет, я буду спорить с тобой, — сказал Андрей. — Весь твой хитроумный план просто оскорбителен. Понимаешь, оскорбителен! Я остался в Больших Пустошах сам, по своей воле. Так почему же ты не доверяешь мне?

— Не тебе.

— А другие разве не такие, как я?

— Не все, во всяком случае.

— И что же с того? Значит, их можно неволить? Но почему? Потому, что их желания не такие, как у нас? Хотят жить в городе, работать в лесу, строить дороги? Да ты их сам толкаешь на это. Ведь там никто не скажет им: стой, никуда не смей уходить. Сегодня ты не меня хочешь приневолить. А завтра? Может быть, завтра ты захочешь одно, а я другое. Опять проявишь инициативу, коллективное письмо напишешь?

Игорь не ответил и, прибавив шаг, оставил позади Андрея. Андрей с трудом догнал его.

— Пойди извинись перед Ниной.

— Больно мне нужно.

— Если хочешь, чтобы мы остались друзьями, извинись. Ты нехорошо поступил. Неужели ты этого не понимаешь?

— Ты много понимаешь. И вообще оставь свои назидания, не учи!

— А я не Яблочкина… Это она тебя всему научила. Что, я не вижу?

— Ах вот как! Яблочкина? А хоть бы и Яблочкина! Во всяком случае, она умней и тебя, и Богдановой, и всех вас, вместе взятых. Да, да, умней. Она предупреждала меня. Давно предупреждала… И если бы я ее послушался, то теперь вы все иначе бы пели. Иначе! Но мы еще посмотрим кто кого!