Лето без милосердия

Ночью он не рискнул раздеть невесту — все же не дома. Лишь стянул нижнюю юбку и панталончики, и это, к слову сказать, послужило весьма занимательной прелюдией к любовной игре. Джелль оказалась страстной и раскованной, близости не боялась, одного лишь Варрен понять не мог: отчего, при своей раскованности, с полным знанием того, что бывает между мужчиной и женщиной, она так сильно смущается? Но смущение шло ей. И Варрен уже не мог дождаться следующей ночи, когда они займут, наконец, супружескую спальню, и его жена разденется перед ним полностью.

Она снова будет так же смущаться?

Зашумела и стихла листва под порывом ветра, подала голос какая-то птица, оттенив царившую вокруг тишину. Варрен отвёл с лица жены пушистую прядь — коса растрепалась за ночь, а под утро и вовсе расплелась, скреплявшая её лента затерялась в густой траве, и это было доброй приметой. Невольное подношение роще, залог счастья.

— Просыпайся, родная моя, скоро утро.

— М-м-м… пять минуточек ещё…

Так приятно оказалось гладить и перебирать повлажневшие от утренней росы пряди волос, ожидая, пока пройдут её «пять минуточек», и вспоминая, какой была Джелль ночью. Так хотелось остановить время ещё хоть ненадолго, продлить охватившее его чувство покоя, счастья и нежности, столь редкое в его жизни. Забыть хотя бы до рассвета о делах. Но привычка неумолимо брала своё, ровными строчками, по-военному чёткими рядами выстраивались в голове списки неотложных дел и проблем. А Джелль, милая, тёплая, сонно сопела в шею, и Варрен был благодарен ей за эту возможность, за бесценный дар — побыть ещё немного не начальником Тайной Канцелярии, не графом фор Циррентом, а просто Варреном. Мужчиной, которого любит чудесная женщина. Жена.

Нет, это совершенно невозможно и невыносимо, так лежать и о таком думать!

— Джелль, если ты сейчас же не встанешь, я за себя не ручаюсь, честное слово.

— М-м-м?

Святое древо, как же сладко её целовать сонную — куда придётся, в глаза и нос, в горячие щеки и приоткрытые губы, и зарываться пальцами в волосы, и чувствовать, как она, ещё не проснувшись толком, обнимает крепче.

— Варрен? С добрым утром? М-м-м, продолжай, любимый, мне нравятся такие провокации с утра.

Та-ак, это ещё вопрос, кто тут за себя не ручается. Но как же красят её, и без того очень даже милую, сияющие глаза и счастливая улыбка!

— Ты помнишь, что у нас времени до рассвета?

— Я не умею определять время по небу, ты уж сам реши, пора вставать или можно ещё немного поваляться.

— И кто здесь кого провоцирует?

Но время, пожалуй, и впрямь позволяет не торопиться. Да и глупо отказываться от такого приятного начала семейной жизни.

— Хочу тебе сказать, милая моя Джелль, мне очень повезло с женой. Ты умеешь очень быстро собираться, я помню, — и целовать, целовать, распаляясь и распаляя её, сменяя сонную негу ярким и свежим, как скорый рассвет, желанием.

— А мне… очень повезло… с мужем, — Джелль умудрялась отвечать на поцелуи, целовать сама, распутывать спеленавшую их обоих широкую юбку и что-то ещё говорить при этом. — Вот, так, да… Варрен.

ГЛАВА 11, в которой выясняется, что тревоги Жени были не напрасны

На взгляд Жени, их с Варреном первое утро семейной жизни омрачало лишь одно — необходимость собрать вещички и убраться из заповедной рощи строго с рассветом. Нет, она не отказалась бы сейчас ни от горячей ванны, ни от кружки крепкого чаю, но с радостью отложила бы все блага здешней цивилизации ещё на два-три часа.

Ей очень повезло с мужем, теперь она могла сказать это с куда большей уверенностью. Конечно, гармоничный секс не главное в семейном счастье, но все же играет роль. А с Варреном было хорошо, очень хорошо.

Но небо светлело по-летнему быстро, и, в конце концов, никто не отменял следующей ночи уже дома, в законной супружеской спальне. Поэтому Женя приняла помощь мужа — уже целиком и полностью мужа! — в приведении своих юбок хотя бы в относительный порядок, отряхнула, в свою очередь, травинки с его камзола и, вздохнув со смешанным чувством печали и счастья, пошла с ним об руку к лодке.

Листва мягко шелестела над головой, напоминая о прошедшей ночи. Говорить не хотелось, только улыбаться. Ну, может, ещё поцеловать, но — некогда уже. Дома.

Только раз она свернула с тропы, углядев среди нежной травяной зелени алые капли земляники. Присела, подобрав юбки, набрала в горсть, сколько дотянулась. Топтать земляничную поляну казалось кощунством, но откуда-то Женя знала, что взять немного — можно.

Закинула в рот пару ягодок. От душистого сладкого сока повело голову, почти как от вина.

— Я думаю, это нам, — она протянула Варрену ягоды на раскрытой ладони. — Возьми. Сладкие, чудо просто.

Это оказалось… нет, все же не ошибкой, но очень легкомысленным поступком! Потому что, стоило Варрену коснуться губами её ладони, собирая ягоды, как Жене тут же захотелось послать к чертям и рассвет, и лодку, и все на свете. И ровно то же самое желание она прочла в глазах мужа, когда тот поднял голову и сказал слегка охрипшим голосом:

— Доешь сама, Джелль.