— И поцелуи со вкусом земляники отложим на потом, — кивнула она, соглашаясь со всем сразу: с «доешь сама» и с жадным, горячим взглядом Варрена, с рассветом, позолотившим уже облака и пролившим небесную голубизну в серые воды реки. С тем, что им пора, и с тем, что им будет что вспомнить о своей первой ночи.
Варрен сел на весла.
— Обратно своим ходом? — Женя хихикнула. — Аллегория семейной жизни?
Расправила вымокшую от росы юбку, обернулась, мысленно прощаясь с рощей и благодаря её. Раскидистые кроны дубов зеленели под утренним солнцем, сияли капли росы на траве, на листьях, и Жене на мгновение показалось, что она снова может видеть яркие радуги магии. Но — то ли моргнула, то ли лодка отошла дальше, — в один миг волшебство ушло, и остров стал самым обычным островом, и роща — обычной рощей. «Хорошо хоть, лодка не превратится в тыкву».
А может, уже превратилась на самом деле? Потому что лодка была тоже самой обыкновенной, и вчерашние странности казались глупым бредом, порождённым надуманными девичьими страхами.
И тут же вспомнилось ещё: «Новогодняя ночь кончилась, и все становится на свои места». Варрену придётся сейчас ехать на службу, а им с тётушкой нужно подумать о подобающем случаю приёме, составить список гостей, написать приглашения, позаботиться об угощении. Интересно, когда и в каком виде новость просочится в газеты?
Зато у мостков никто не встречал, и через пустой храм прошли, не встретив ни души, а у дверей ждала карета. И Женя, откинувшись на мягкую спинку сиденья, с облегчением услышала, как Варрен велел кучеру:
— Домой.
— Домой, — велел Варрен кучеру. Подумал немного, поглядывая на расслабленную, счастливую Джелль, и добавил: — Езжай через службу, Шониас. Заскочу узнать обстановку, — пояснил вполголоса, наклонившись к ушку жены и словно невзначай приобняв её, — если я там не нужен срочно, проведу день с тобой. Собственная свадьба — достаточный повод, правда?
Заметил вдруг травинку в её спутанных волосах, снял. Выкинуть отчего-то показалось неправильным, и он бережно пристроил тонкий стебелёк в корзину, в складки плаща. От плаща, от корзины, от платья Джелль пахло лесом — землёй, покрытой прелым опадом, молодой травой, влагой и земляникой. Запах кружил голову, вновь и вновь вызывая в памяти самые приятные моменты прошедшей ночи. Будил и разжигал желания, достойные скорее горячего юноши, чем пожившего, много повидавшего, озабоченного исключительно государственным благом мужчины.
Карета тронулась тяжело и неторопливо. А может, так лишь казалось Варрену, жалевшему о наступлении утра? По крайней мере, кони шли обычной резвой рысью, и привычно мелькали по сторонам кованые заборы и калитки в пышной зелени, кирпичные стены и черепичные крыши, яркие вывески…
— Мне кажется, мы никогда не были в этом районе, я не узнаю улиц, а у меня неплохая память на городские виды, — тихо сказала Джелль. — Вчера совершенно не запомнила дорогу, так волновалась. Мы далеко от дома?
— Не слишком. Но придётся сделать изрядный крюк, что бы заглянуть в мою канцелярию. Устала, родная?
— Нет, просто хочу чаю, купаться и, может быть, поспать. Но прокатиться с тобой тоже не откажусь. Когда ещё придётся, — она улыбнулась насмешливо и лукаво и опустила голову Варрену на плечо. Добавила: — Я не очень-то верю, что ты сегодня окажешься свободен, а завтра уже и повода не будет. Время сложное всё-таки.
— Ты чудо, — искренне сказал Варрен. Хотел объяснить, что какая ещё жена сама понимает все о сложностях военного времени, но Джелль тихо фыркнула и ответила:
— Я просто здравомыслящая.
— А я о чем, — рассмеялся Варрен, всё-таки целуя её — хотел по-настоящему, но карету тряхнуло, и поцелуй пришёлся в уголок губ, неловкий и смазанный. Но, кажется, Джелль решила, что он того и хотел.
На отвратительно неровной, ухабистой мостовой карета шла тряско — не слишком поцелуешься, зато можно строить планы на день, если он и впрямь окажется свободным, на вечер, на завтра или на «после войны». Можно любоваться оживлённым личиком Джелль, её улыбкой, ловить сияющий взгляд. Почувствовать себя влюблённым юнцом.
Много чего можно — ровно до тех пор, пока не заржут испуганно кони и не разорвут утреннюю тишину грохот и заполошные крики.
— Стой! Что там?
Оказалось, уже почти доехали до канцелярии, и весь шум — оттуда.
— Джелль! Сиди здесь, не вздумай выйти! Слышишь?
Тряхнул её за плечи, кляня себя на чем свет стоит: кто ж знал, что здесь окажется опасно, но мог бы сначала жену домой завезти! Как её сейчас оставить?!
— Иди, не бойся за меня. Я не дура, что бы путаться у тебя в ногах.
Паники в её голосе не было, разве что вполне понятное беспокойство. Варрен кивнул и выпрыгнул на неровную мостовую.
— Шониас, охраняй Джегейль!
— Да, господин граф.