Лето без тебя – не лето

Они обнаружились во втором ящике. Бирюзовая коробочка от Тиффани, в глубине, у самой стенки. Открывая упаковку, я осознавала, что поступаю неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Коробочка была маленькая, внутри лежала цепочка с подвеской. Я вытащила цепочку, и украшение повисло у меня на руке. Сначала мне показалось, что это восьмерка и что, может быть, Конрад встречается с какой-нибудь фигуристкой, – я сразу решила, что ненавижу и ее. Но затем я пригляделась и развернула подвеску горизонтально на ладони. Это была не восьмерка.

А символ бесконечности.

∞

Тогда-то я и поняла. Подвеска не для фигуристки. И не для Софи из комнаты в конце коридора. Она для меня. Он купил ее мне. Вот мое доказательство. Доказательство, что ему не все равно.

Конрад силен в математике. То есть он силен во всем, но в математике особенно.

Через несколько недель после того, как мы начали созваниваться, когда звонки стали делом более обыденным, но не менее волнующим, я пожаловалась, как ненавижу тригонометрию и сколько плохих отметок уже успела получить. Я сейчас же пожалела, что заговорила об этом: у Сюзанны рак, а я тут о задачках по математике ною. Мои проблемы так ничтожны и наивны, так незрелы по сравнению с тем, что переживает Конрад.

– Прости, – извинилась я.

– За что?

– Что болтаю про свои дурацкие отметки по тригонометрии, когда… – Я говорил все тише. – Когда у тебя мама больна.

– Не извиняйся. Мне ты можешь сказать все, что хочешь. – Он помолчал. – Кстати, Белли, мама идет на поправку. В этом месяце она набрала два килограмма.

Надежда в его голосе вызвала у меня такой прилив нежности, что я чуть не расплакалась.

– Да, мама вчера говорила о том же. Это очень хорошая новость.

– Ну ладно. Так ваш учитель уже рассказывал, как запомнить таблицу синусов и косинусов на пальцах?

С тех пор Конрад мне помогал, по телефону. Поначалу я не особенно вникала, мне просто нравился его голос, нравилось слушать, как он что-то объясняет. Но он нет-нет да и спросит, что я поняла, и мне было досадно его разочаровывать. Так он стал моим репетитором. Мама усмехалась, услышав очередной вечерний звонок, она, очевидно, полагала, что у нас с Конрадом бурный роман – я ее не разубеждала. Зачем? Мне было приятно, что другие считают нас парой. Признаю. Я не выводила их из заблуждения. Я его поощряла. Знала, что все не так – пока, но внутри у меня теплилась надежда. Что когда-нибудь… А тем временем у меня появился личный репетитор, и я весьма поднаторела в математике. Конрад талантливо объяснял сложные темы, и я никогда еще не любила его так сильно, как во время тех познавательных телефонных вечеров, когда он снова и снова объяснял одну и ту же задачу до тех пор, пока я наконец ее не понимала.

Джереми вернулся в комнату, и я сжала пальцы вокруг подвески, чтобы он не заметил.

– Ну что? – спросила я. – Ваш отец разозлился? Что он сказал?

– Хотел сам поехать в Казенс, но я его убедил, что лучше съездить мне. Конрад сейчас ни за что его не послушает. Если приедет отец, он только еще сильнее взбесится. – Джереми присел на кровать. – Так что мы все же поедем в Казенс этим летом.

Его слова вернули меня с небес на землю. В смысле, меня осенило. Встреча с Конрадом – не фантазия, она неизбежна. Я мгновенно забыла о своем намерении спасти Конрада и выпалила:

– Может, тогда закинешь меня домой по дороге?

Джереми вытаращил глаза.

– Ты серьезно? Мне одному не справиться. Ты не представляешь, как все плохо. С тех пор как мама снова заболела, он только и делает, что рушит свою жизнь. Ему теперь вообще все по барабану. – Джереми замолчал, а потом добавил: – Но я знаю, ему не все равно, чтó о нем думаешь ты.

Я облизнула неожиданно пересохшие губы.

– Не уверена, что это так.

– Зато я уверен. Я знаю брата. Пожалуйста, поедем со мной?

Я вспомнила, что сказала Конраду в последний раз, и меня переполнило и начало душить чувство стыда. Такое нельзя говорить человеку, только что потерявшему мать. Просто нельзя. Как мне теперь смотреть ему в лицо? Никак.

Но Джереми вдруг сказал:

– Успеешь ты на свой лодочный круиз, не беспокойся.

Эта фраза настолько не походила на Джереми, что я мгновенно забыла про самобичевание.

– Думаешь, мне есть дело до какой-то идиотской лодки и Дня независимости? – свирепо посмотрела на него я.

– Ну, ты любишь салюты, – покосился он на меня.

– Заткнись, – бросила я, и он усмехнулся. – Ладно. Ты победил. Я поеду.

– Вот и ладненько. – Джереми встал. – Пойду отолью перед поездкой. Кстати, Белли?

– Да?

– Я знал, что ты сдашься. Без вариантов, – сказал он.

Я бросила в него подушкой, но он увернулся и, победно пританцовывая, направился к двери.

– Иди уже в туалет, дурак.

Когда он вышел, я надела цепочку и спрятала ее под одеждой. На ладони остался вогнутый след от подвески, так сильно я ее сжимала.

Зачем я это сделала? Зачем надела подвеску? Почему не положила, скажем, в карман или не вернула обратно в коробочку? Не могу объяснить. Знаю только, что очень, очень хотела ее надеть. Я чувствовала, что она принадлежит мне.

Глава 15