Лето&Детектив

Вот она и наставляла. И с коллегами, и с пациентами, и просто с красивыми парнями, которые не давали ей проходу в автобусах и на улицах.

Ей бы, конечно, развестись — но уходить ведь надо не в пустоту, а куда-то. К кому-то. А никого очевидно прекрасного во всех отношениях — или такого, чтобы сердце екнуло, — ей не встречалось.

Вдобавок квартира. Хрущевскую двушку с маленькой кухней и смежными комнатами особенно не разменяешь. Снова ютиться в коммуналке или общаге Ольге совсем не хотелось.

А еще брат. Ее крест.

Тянуть его заповедали родители. Черевикин-младший, считай, инвалид. Да вдобавок скорбен головою. Такого никому не предъявишь. Такого мало кто из мужчин терпеть будет. И мало кто с ним уживется.

Муж Гарик уживался и терпел. Может, потому что он и сам все мозги пропил и по уровню не сильно от Олежека отличался.

Но однажды, прошлым летом, в жизни Ольги Качаловой появился он.

Красивый, как бог, умный, веселый. К тому же врач.

К врачам Ольга всегда испытывала почтение. Это было профессиональное.

Да не в том дело! Главное, когда Илья был рядом — а тем более прикасался к ней, — она растекалась, балдела, плыла. Когда он оказывался около, солнце светило ярче, и трава казалась зеленее, и Волга превращалась из сероватой, тускловатой, свинцовой в яркую небесно-синюю гладь, как на Мальдивах.

И даже когда Ольга просто думала-вспоминала о нем, мир словно обогащался кислородом, как из кислородной маски, и расцветал.

Короче, Ольга влюбилась.

И Илья в нее вроде тоже.

И все время говорил, что такую, как она, поискать: красотка, умница и хитрая бестия.

Им бы жить да жить вместе, ей уйти от постылого мужа — но надо иметь в виду, что у нее на руках брат. Считай, инвалид. И его-то никуда не денешь, с ним-то не разведешься.

А у Ильи — ни кола ни двора. Квартиру оставил бывшей жене, детишкам своим малолетним. Кантовался по знакомым, снимал комнаты или квартирки задрипанные, что подешевле.

И эти встречи — тайком, украдкой. Наспех и будто у кого-то что-то воруешь. Значит, после суточного дежурства надо наврать, что задержишься на собрании или идешь в спортклуб или в магазин, и мчаться на такси к Илье домой, в съемную конуру со скрипучей тахтой. Договориться еще, чтобы и у него в больнице ночная смена была, и у нее. И не заснешь блаженно в объятиях друг друга — приходится пробуждаться через тридцать минут по будильнику и ехать домой: муж бдит, брат требует надзора. И никуда не сходишь вместе: город М. хоть и миллионник, да, по сути, маленький, у каждого сотни знакомых, не дай бог, увидят, заложат.

И с каждым разом Ольге все более мерзким и отвратительным казалось возвращаться домой, где вечно пьяный и вонючий Гарик. И болезненный чистюля Олежек, который, напротив, по два часа проводит в ванной, намывая руки, и от которого непонятно чего ждать, и надо следить, чтобы он вовремя принимал пилюли, и убеждать в необходимости ехать к врачу.

Моральных тормозов у Ольги не было.

Бога нет, это она поняла давно. И никакой вечной жизни тоже нет. Она слишком часто видела, как бытие утекает из пациентов. И видела, что ничего от них не остается, только дряхлая оболочка.

Никакого воздаяния (или порицания) за гробом не существует.

Никакого возмездия за дурные помыслы и поступки.

Никакой награды за добродетель.

Поэтому еще до встречи с Ильей она много раз думала, сладостно фантазировала, как убьет мужа. И даже не просто мечтала, а преобразовывала свои видения в практическую плоскость. Даже настоящий план сложился — великолепный, никто бы не подкопался.

А именно: надо подмешать супругу Гарику в водочку, когда тот в последнем градусе будет, братнины психотропы.

Даже если проведут экспертизу (а ее все равно проведут), всегда есть отмазка: сам отравился, случайно. А может, покончить с собой по пьянке захотел. И никто ничего не докажет.

Но когда у них с Ильей все началось… И становилось все серьезней и серьезней, и встречи урывками, среди дня, в случайных квартирах, гостиницах на час… Эти поездки в его авто за город, на дальний девятый просек… Соития не раздеваясь и без горячей воды… Когда все это трудное, как говорится, счастье удовлетворять перестало и захотелось долгой счастливой жизни, она, в какие-то моменты от любви переставая самой себе принадлежать, с любовником этой идеей поделилась: «Я хочу убить своего мужа».

Илья все воспринял серьезно, с пониманием.

Но сказал: ты его хочешь травить — а если не насмерть? Если после такой попытки Гарик инвалидом станет? Если почки откажут? Или инсульт? Ты же добить не сумеешь. Будешь потом с ним вечно мучиться.

Вместе мы будем мучиться.

Нет, сказал Ходыженцев, план надо модернизировать.

Вот что значит — мужчина! Системно мыслит.

Надо, сказал Илья, чтобы одним ударом — двух зайцев. Чтобы мужа — в могилу. А брата — в тюрьму. Ну, или в спецпсихушку, что одно и то же.

А они останутся вдвоем в квартире, где сделают прекрасный ремонт и заживут красиво.

Дело оставалось за малым: чтобы брат Олежек Черевикин действительно мужа Гарика Качалова реально убил.