Лето длиною в ночь

Все глядят на тёмного дерева венский стул, повёрнутый к зрителям гнутой спинкой. «Прекрасного юноши» там нет и в помине.

Под высокий потолок гостиной взлетает дружный вздох удивления. Гости хлопают. Они-то полагают, что так всё и было задумано с самого начала, и никто не замечает, как вдруг бледнеет Тоня.

А под смятым, наполовину сползшим на паркет цветастым покрывалом… капуста!

Вот оно что! Всем не терпится получше рассмотреть глубокий след, оставленный в капустном вилке острым ножом «факира». Увесистый плотный кочан передают из рук в руки, потом с хохотом и визгом роняют на пол. Капуста, шмякнувшись об паркет, тяжело и лениво перекатывается в угол, к диванной ножке.

Её ловко, по-футбольному, перехватывает мальчишеская нога в спущенном чёрном носке.

— Глеб? Ты здесь? Уф-ф, — Антонина облегчённо выдыхает. — Прямо человек-невидимка… — Ты меня напугал! — Куда ты опять подевался?

— Никуда… — Он уже поднял капусту и держит её под мышкой, как мяч. — Да здесь я, здесь… — Ясные серые глаза, невинный взмах густых тёмных ресниц…

Антонина морщится. Этот взгляд, приводящий в умиление всех без исключения взрослых, последнее время её слегка раздражает. Глеб пользуется им, чтоб добиться расположения. Или — когда нужно слегка приврать для пользы дела.

Теперь, видимо, как раз такой случай.

Вид у парня какой-то слегка шальной. Где он болтался? Во дворе? На лестнице у лифта? Его не было минут пять, от силы десять.

Или был? И эти исчезновения ей просто примерещились?

Впрочем, и без сегодняшних исчезновений в их жизни последнее время странностей было хоть отбавляй…

Нужно остановиться, сделать паузу, наконец-то во всём этом разобраться, но… Её тут же окликают, зовут, тянут на кухню — она хозяйка вечера, и пора организовать чаепитие для многочисленных шумных гостей.

* * *

Поздно вечером Тоня — как обычно, перед сном — заглядывает в комнату к близнецам.

— Тонь, поболтаем?

— Ох, нет, — устало вздыхает она, — не сегодня…

Потом спрашивает как бы между прочим:

— А где Глеб-то опять? Я думала, он у вас засиделся. Постель пустая…

— Нет, он к нам не приходил. Да в туалете поди застрял… — как можно беспечней предполагает Руслан.

— Так там свет не горит… — Тоня кусает губы.

Близнецы украдкой переглядываются.

Ко всеобщему облегчению, слышны шаги. Это Глеб. Уже облачённый в пижаму он появляется в дверном проёме.

— Где ты бродишь? — вскидывается Тоня. — Спать пора!

— Спокойной ночи зашёл пожелать, — удивлённо тянет он, и тут же удаляется, обиженно шаркая тапками.

Тоня гасит свет и тоже уходит.

* * *

— Носом чую, нырок он… — шепчет Руся на ухе сестре. — Озоном пахло сегодня! Ну ведь пахло же!

— Не знаю, не заметила.

— Да потому что насморк у тебя! А Рублёва — спросить надо было напрямую…

— С ума сошёл, напрямую! — возмущается Луша. — Надо к новому человеку хотя бы присмотреться.

— Да ты-то уже вовсю присматриваешься…

Пауза. Лукерья чувствует, что у нее горят уши. К счастью, свет в комнате уже погашен.

— О чём это ты?

Руся противно хихикает, за что тут же получает подушкой в лицо.

— Ладно-ладно, уж пошутить нельзя.

— Нельзя! И вот так, с бухты-барахты приставать к человеку с подозрениями в хронодайвинге тоже нельзя! А если он не нырок никакой? Он нас за идиотов примет!

— Ну, ты из-за этого больше меня расстроишься, ясное дело, — хмыкает Руся, милостиво возвращая сестре подушку.

— Давай всё-таки подождём. Хотя мне самой кажется, что даже… Даже Тоня что-то подозревает…

* * *

Тоню действительно мучают самые невероятные подозрения. С некоторых пор вокруг творится много необъяснимого, и все эти странности напрямую связаны с Глебом.

Возможно, у неё слишком живое воображение. Даже наверняка. И кое-что она себе просто напридумывала…

Но то, что произошло однажды ночью здесь, на Итальянской, ни в какие привычные рамки всё равно не укладывается!

Случилось это не так давно, всего недели за две до приезда её дорогих близнецов…

Часть вторая. До того, как

Ночная гроза

…Ей снился прогулочный аэростат — давняя мечта…

На нём улетали близкие. Друзья, их дети.

Глеб — среди них. Пока не в шинели, и не в нахимовской фланке с матросским воротником, — в белом пуловере, с длинными, волнистыми, ещё не остриженными по форме волосами… Счастливый, взволнованный, в компании таких же счастливых, взволнованных людей.

А она… Она почему-то должна была остаться — здесь, на земле…