— Да, конфетка, это я, — его руки мгновенно сомкнулись у меня за спиной, притягивая к себе. И я уткнулась носом ему в грудь и чуть не разрыдалась от тех чувств, что вломились в мое трепыхающееся сердце. Встретиться на другом континенте, в чужом городе, это ли не пресловутая судьба?! — А это ты! — он прижался губами к моему виску. — Я думал, что ошибся, когда увидел твою рыжую макушку. Сначала наблюдал, боясь поверить своим глазам. — он провел ладонью по моей голове. — Тебе очень идут длинные волосы. Дай-ка я еще на тебя посмотрю, — он взял меня за плечи, отодвинул на пол шага от себя, рассматривая. — Все такая же красивая! — выдохнул удовлетворенно он, медленно скользя руками по плечам вниз, заключая в кольцо пальцев мою кисть, разворачивая ее ладонью вверх и утыкаясь носом в мое запястье, он сделал глубокий вдох. — И все такая же вкусная, — прошептал он, проводя там губами.
— Джерман, ты, — выдохнула смущенно я.
— Прости, — он нехотя отпустил мою руку. — Не смог удержаться. Миссис Холт, да?! — он склонил голову на бок и улыбнулся так тепло, что у меня опять выступили слезы на глазах и ком застрял в горле. — Видишь, я все про тебя знаю.
— Нет, — покачала головой я, — не знаешь.
— Ты надолго в Париже?
— Завтра утром у меня самолет.
— Домой?
— Домой, — вздохнула обреченно я, опуская глаза в пол.
Мне бы хотелось ему соврать, притвориться, что у меня все хорошо, но почему-то я этого не сделала. Оглушающая тоска снесла в одночасье выстроенные мной преграды, сердце скрутило внутри жгутом и радость от встречи померкла с одним только произнесенным им вопросом и моим ответом.
— Эй, конфетка, что такое? — Джерман нежно взял меня за подбородок, заставляя поднять глаза и посмотреть на него. — Пойдем, — вдруг сказал он, крепок беря меня за руку.
Мы вышли на улицу, он усадил меня в черную машину, припаркованную рядом с аркой, и мы поехали с ним по городу. Джерман не выпускал мою руку из своей на протяжении всей поездки, а мне не хотелось, чтобы он меня отпускал. Прикосновение его горячих пальцев к моей коже меня успокаивало.
Джерман остановил машину возле небольшого двухэтажного особняка. Вышел первым, открыл дверь с моей стороны, галантно предложил вновь мне свою руку, и я снова вцепилась в нее как утопающий в спасательный круг, кинутый на воду. Мы поднялись по небольшой лестнице, что вела к двери, Джерман отварил ее ключом и пропустил меня вперед.
— Это твой дом? — спросила я, проходя через небольшую квадратную прихожую и оказываясь в просторной светлой гостиной, которая была совмещена с кухонной зоной.
— Да, — подтвердил мою догадку Джерман, — располагайся, сейчас мы с тобой поужинаем и потом ты расскажешь мне о себе все, что произошло за эти десять лет.
Десять лет! Эхом откликнулись во мне его слова. Неужели прошло столько времени с нашей последней встречи?
Оказалось, что Джерман — отменный кулинар. За каких-то полчаса он приготовил потрясающую рыбу в сливочном соусе и нашинковал салат. Все мои попытки ему помочь с ужином были пресечены на корню, он лишь разрешил достать из буфета свечи и высокие подсвечники к ним. Все же остальное время я наблюдала за его умелыми действиями и перемещениями от плиты к столу и обратно.
Колдуя у плиты, он рассказывал о своих проектах, арт-выставках и проводимых на них аукционах. Помимо фотографии Джерман теперь еще занимался выпуском собственного журнала о современных тенденциях в искусстве. Журнал издавался ограниченным тиражом и распространялся в основном по салонам, предлагающим на продажу предметы декора.
Он открыл бутылку белого вина, подошел к дивану, на котором я сидела и протянул мне мой бокал.
— За встречу, конфетка, — улыбнулся он, салютуя мне.
— За удивительную встречу, — кивнула я, отпивая терпкое вино. — Ты постоянно живешь здесь? — задала я вопрос, сгорая от любопытства.
— У меня несколько домов в разных странах, — он посмотрел на меня поверх бокала, крутя его за ножку. — Я не люблю жить в гостиницах. Париж — мое основное место жительства и работы. У меня здесь собственная галерея, я и мой брат являемся меценатами многих мероприятий и вернисажей, посвященных фотографии, арту и искусству в целом. Этот город самое благодатное место для развития. Я обожаю Рим, часто летаю в Японию, домой в Америку, где у меня остались родные, Канаду. Но Париж покорил однажды мое сердце, и я принадлежу всецело этому городу. Это мое место. — он говорил о городе с большим теплом и любовью. — Через три дня, например, я лечу в Аргентину, там у меня новый интересный заказчик.
— Ты женат? — задала очередной вопрос я.
— Нет.
— И не был?
— Нет, — покачал головой Джерман.
— Почему? — спросила удивленно я.
— Не хотел, — пожал он плечами, и как-то грустно улыбнулся. — Искал, но так и не нашел ту, с кем бы хотелось разделить все это, — он обвел бокалом пространство вокруг себя. И я поняла, что он говорит не о доме как таковом, а о своей жизни в целом.
— У тебя больше нет животных. — скорее не спросила, а констатировала я.