Лето долгожданных побед

– Здравствуйте, господин офицер! – радостно воскликнул портной, едва Покровский приблизился к стойке. – Решили сделать новый заказ для жены? Правильно, правильно. Она у вас истинный ценитель всего прекрасного.

– Да, господин Славинский, решил побаловать свою ненаглядную женушку новым платьем. Сюрприза, к сожалению, для нее не получится, поскольку я отъезжаю, и платье заберет она сама. Фасон вы знаете, вот аванс. – И Покровский выложил на столешницу несколько купюр, которые портной тут же убрал в карман жилета.

– Когда вы отъезжаете, господин офицер? Может быть, наши портные смогут успеть сделать сюрприз госпоже Наталье?

– Увы, господин Славинский, это невозможно. Мой поезд отходит сегодня вечером.

– Жаль, жаль. Как мужчина, я вас очень понимаю, господин офицер, но служба превыше всего. Может, ваша жена захочет посмотреть новые парижские фасоны? У меня есть новый журнал прямо из Парижа. – Портной ловким движением извлек из недр прилавка журнал и с поклоном подал офицеру: – Берите, и пусть ваша жена получит маленькую радость этой жизни.

Не оставляя офицеру выбора, Славинский моментально запаковал журнал в пакет и услужливо протянул его заказчику.

– Вы окончательно разорите меня, господин портной, – горестно вздохнул Покровский и, взяв сверток в руки, произнес: – Всего доброго.

– Всего доброго, господин офицер, всегда рады видеть вас снова.

Так и закончилась короткая встреча двух людей, один из которых получил банкноту с приклеенной к тыльной стороне медом запиской, а другой – пакет с деньгами за свою шпионскую деятельность.

В записке подполковник сообщал, что направлен под Проскуров, где в самое ближайшее время должно начаться наступление генерала Дроздовского на Тернополь с целью оказания помощи французам. Это сообщение очень взволновало Славинского, обычный способ передачи информации эстафетой здесь не подходил, и поэтому шпион был вынужден прибегнуть к самому экстренному способу передачи информации, заботливо приберегаемому им на крайний случай.

Через час после визита Покровского портной отправился к одному малоизвестному в Могилеве голубятнику, из голубятни которого вскоре вылетел почтовый голубь, взявший курс на Минск. Птица благополучно пролетела весь отрезок пути, и по прошествии часа уже другая птица несла на своей лапке кожаный кисетик в сторону Вильно.

Немцы начали обстрел Парижа еще с вечера 17 июля, едва только их пушки достигли черты старых фортов. Орудийная канонада длилась весь световой остаток дня и прекратилась поздним вечером, чтобы обязательно возобновиться следующим утром. Северо-восточные кварталы города уже во многих местах пылали в результате попадания термитных снарядов.

Клемансо угрюмо смотрел за реку из окон своей резиденции, где в темном небе отчетливо виднелись огненные сполохи пожаров. Столица едва-едва оправилась от огненной бури воздушных монстров, и вот она горит снова, теперь от артиллерийского огня.

Личный секретарь президента тихо вошел в зашторенный кабинет и, осторожно ступая, положил на стол Клемансо пачку вечерних газет. Прекрасно зная своего патрона, Жан-Клод с первого взгляда на сутулую спину, застывшую возле окна, точно определил его состояние и поспешил ретироваться.

Президент еще некоторое время созерцал невеселую картину фронтового города, а затем, резко задернув штору, подошел к столу. Его взгляд зло пробежал по заголовкам вечерних изданий, заботливо разложенных секретарем. Гневная гримаса исказила рот первого человека Франции.

«Грязные писаки, – думал Клемансо, – только и знают, что хаять в трудную минуту и восхвалять после победы. Сколько вреда они принесли стране своими статьями, будоража умы простых обывателей, сея в их душах сомнение и неуверенность в правильности принимаемых мною решений.

Ах как легко строчить на бумаге новую сенсацию или обличительную статью, требуя правды и справедливости сейчас и немедленно. Попробовали бы они принимать одно правильное решение из множества других без права на ошибку. Хотя зачем это им. Газетчики живут только одним днем, и самое главное для них – это тираж их газеты и оплата за статью».

Клемансо гневно швырнул на пол газеты и, обхватив голову руками, задумался. Его желтые тигриные глаза злобно блистали на усталом лице, выдавая сильное напряжение их владельца.

«Да, Фош прав, черт его побери! Париж не продержится более суток. Версальцам понадобилась неделя для покорения его сорок лет назад, а германцам хватит и 36 часов, чтобы превратить город в руины, особенно с помощью своих монстров. Когда подойдет помощь и мы выбьем бошей из столицы, она будет лежать в развалинах.

Французы мне этого не простят никогда. Значит, нужно просить русских и платить им золотом. Господи, как было хорошо с Николаем, он всегда покупался на слова о союзном долге и, как верный рыцарь, спешил к нам на помощь, ничего не требуя взамен. И такого человека мы променяли на Керенского, а затем на Корнилова.

Какая глупость эти поспешные действия, которые предпринимаешь, идя на поводу у англичан.